| |
Венедикт Ли. Цветок на заре. Часть I. Кассандра
14. ЖЕСТОКИЙ ВЕК
Утро началось с того, что сломался настенный календарь. Что-то в нем заело, и последний день апреля никак не выставлялся. Пришлось снять со стены эту бронзовую штуку, и разобрать до последнего винтика. Почистив и протерев водочкой детали, я вновь собрала и водрузила изделие на место.
Порядок! 21 04 1327 – и ничего не застревает. Три недели в месяце, семь дней в неделе, пятнадцать месяцев в году. Вообще-то, в настоящем году 4696 суток, но людям неинтересно считать время такими здоровенными интервалами. Вот и придумали предки простой и практичный календарь. Поэтому мне сейчас 30 лет, а не два годика. Ха-ха.
Как раз сегодня Вага отменил особое положение в городе. Поимка троих чистильщиков, при закладке очередной бомбы, доказала, что планы Тойво Тона разгаданы, и эффект внезапности им утерян.
Где-то в полдень Вага пригласил меня посмотреть рукопашные состязания бойцов, и мы вдвоем направились к площадкам для игр. Толстый слой опилок и квадрат черного брезента, два на два метра. Кто упал на него, тот пропал, в смысле – проиграл. Дурацкие правила, но для рукомашества и дрыгоножества сойдет. Ряды скамей были заняты зрителями меньше, чем наполовину. Главарь всея Острова чинно уселся на свободную, в середине. Выглядело демократично. Никто не вскакивал по стойке смирно, не сгибался в поклоне. Обмен короткими приветствиями, кивки, улыбки, вот это всё. Я пристроилась по правую руку от вождя.
Сперва выступили юные бойцы, их сменили более опытные. Публики постепенно прибывало, краем глаза я увидела Пини и Наоми, искавших свободную скамью. Что ж, пусть опоздавший плачет. Дочке великого папы и ее странной подружке достались неудобные места позади.
Наконец, определился чемпион – невысокий крепыш. Зрители возбужденно галдели, прикидывая размер заработанного им приза. По азарту в глазах Ваги я поняла, что спектакль не окончен. На площадке появилась Бренда.
– Она, что… заграбастает весь куш? – воскликнула я.
– Дележ – три к одному, – пояснил Вага. – Хапнуть всё будет несправедливо.
Пока мы с Первым адмиралом обсуждали призовой фонд, Бренда на раз-два уложила новоявленного чемпиона, да так, что тот лишился чувств. Обвела взглядом притихшую публику, и рявкнула:
– Эй, лохматая! Выходи!
Хорошо, что я больше года, как взяла манеру коротко стричься. Образ «старшей» требовал жертв. Жаль игривых кудряшек, зато теперь меня никак нельзя назвать лохматой. И я могу смело игнорировать сверлящий взгляд Бренды. Позади послышался вскрик, и что-то вроде шума короткой борьбы. Я невольно обернулась, и увидела странную картину.
Наоми, по-прежнему, в своем (бывшем моем) моряцком костюме, порывалась встать с места. А Пини, обхватив ее обеими руками, заставляла сесть обратно. Не тут-то было. Наоми, несмотря на изящество облика – девка крепкая. Поворот, рывок, и оторванный клок белого платья, остался в ее руке. Пини что-то говорила, я по губам прочла: «Не надо!» А Наоми пошла между скамьями к бойцовской площадке.
Один из парней, повинуясь знаку Ваги, что-то зашептал Бренде на ухо. Она ответила громко, чтобы слышали все. В переводе с матерного, это звучало, как:
– Не ссыте! Хорошая отбивная выйдет!
Наоми остановилась в пяти шагах от нее, и красноречие Бренды вдруг иссякло.Она увидела завязанный на правом запястье Наоми белый лоскут. Как рыцарь в старину выходил на бой с платком своей любимой, так сейчас непокорная девчонка вышла драться с Брендой.
Мне бы вздохнуть с облегчением, когда выяснилось, что бить собираются не меня, но… долг зовет. Я предупредила Вагу:
– Без увечий!..
Он понимающе кивнул.
– Вам доверяю контроль, госпожа…
Я встала и направилась к группе парней, живо обсуждавших предстоящую схватку. Заговорщицки прошептала:
– Мужики… Когда бабцы озвереют – разнимаем! Приказ самогО…
Никто не удивился. Дело знакомое, дело привычное. Если соперники испытывают неприязнь друг к другу, то и до беды недалеко. Иногда состязание приходится быстро и решительно прекращать. А пока, пусть бьются. Мы – наготове. Обе идиотки потом спасибо скажут.
Бой начался. Быстро выяснилось, что Наоми, несмотря на браваду, не готова к схватке. Она лишь пятилась и уворачивалась от аккуратных выпадов Бренды. Скоро та поймет неопытность соперницы, и начнет биться в полную силу. Внезапно я поняла, что замысел Бренды изначально состоял не в том, чтобы прилюдно унизить Наоми. Бренда намерена ее убить! Потом покается, мол, не рассчитала сил, ох виновата, и прочее бла-бла-бла. Сделает убедительно, со слезами на глазах.
Похолодев, я наблюдала, как выпады Бренды становятся всё сильнее. Наоми с трудом избегала их. Под конец, от отчаяния, она наивно схитрила, сама сделав ложный выпад. Бренда не поддалась на обман, и… чувствительно получила по морде! Удар оказался настоящим!
Всё же Бренда в последний миг уклонилась, самую малость; и удержалась на ногах. Наоми повезло меньше. Слишком много сил вложила, в свой, по замыслу, решающий удар. Теперь она падала, споткнувшись о ловкую подножку Бренды. Я с ужасом ждала, что Бренда сейчас же расправится с жертвой.
Но Бренда ничего не сделала. Лишь помотала головой, словно развеивая туман перед глазами, с хрипом втянула воздух в легкие. Этих секунд Наоми хватило, чтобы в кувырке вперед, вновь вскочить на ноги. Ситуация боя вернулась к первоначальной. Наоми, словно танцуя, уходила от слабеющих ударов Бренды. Почувствовав, что добыча ускользает, ослепленная яростью, Бренда пропустила контратаку Наоми, и еще раз получила по сусалам. Теперь не кулаком, а босой пяткой. Удар опять получился чуть-чуть неточным. Словно Бренда заранее знала, откуда ждать опасность, и почти успевала среагировать.
Вокруг стоял восторженный ор. Все симпатии были на стороне Наоми. Я не отрывала взгляда от ее лица. Если помните, я не раз упоминала, что Наоми – фигуркой хороша, и личиком приятна. Взрослая молодая женщина, но есть в ней что-то от ребенка. И сейчас этот ребенок торжествующе усмехался. Сила силой, опыт опытом, но возраст тоже имеет значение. Лучшие годы Бренды давно позади. Выносливость уже не та. Скоро силы совсем покинут ее.
Я скомандовала парням:
– Приготовились… Разнимаем!
Ноги Наоми оплела метко брошенная веревка с тяжелым металлическим шариком на конце. Наоми вскрикнула, и упала на руки подоспевших парней. Двое других держали рыдающую Бренду. Тоже мне, чудачка. Радоваться надо, что деревенской девке не дали вышибить из тебя весь авторитет. Подоспевшая Пини вытерла Наоми лицо полотенцем. Тут черти принесли Вагу, и он принялся утешать Наоми ласковыми обнимашками.
Я не собиралась внимать ихнему воркованию. Обернулась к Бренде, бессильно повисшей на руках парней.
– Мы – чужие на этом празднике жизни, Бренда Алисия. Давай, скрасим вечер – напьемся вдрызг.
Мы с ней отправились в винный подвал, и вдвоем, за час, опустошили большую, пузатую, покрытую тонким налетом пыли, бутыль дорогого вина.
– Ты хоть знаешь, сколько лет этому вину? Что за люди его сделали? И для кого? – спросила Бренда. – А мы, как две бомжихи, хлещем его из горла.
– Не знаю и знать не хочу, – с пьяной мудростью отвечала я. – Былые времена ничуть не лучше настоящих, а на настоящие нам с тобой грех жаловаться.
– Вот, когда эта сука окрутит окончательно Вагу, тогда узнаешь, почем фунт лиха, – предрекла Бренда. – Вместе бродяжничать пойдем.
Мы привольно сидели на полу, но меня уже тянуло прилечь. Не помню момента, когда мы обе перешли в горизонтальное положение. Уткнувшись в теплое плечо Бренды, я пробормотала:
– Не окрутит, не боись…
И сон без сновидений унес меня в тишину и покой.
Проснулась я в кровати, в моих шикарных апартаментах. Шучу. Комната всё та же, но за прошедшие два года лучше обставлена. Теперь это – будуар знатной дамы, фаворитки короля. Интерьер, на ваш взгляд, старомоденм, но я – привыкла! Смутные воспоминания о вчерашней попойке подсказали, что до моей обители меня сопроводила Бренда. Она же уложила мое пьяное тело на постель. Заботливо сняла с меня сапожки, и оставила отсыпаться. На том и спасибо. Выспалась, даже головка не бо-бо.
Погода за окном стояла хорошая, мне это больше всего нравилось в здешних недоразвитых временах. Семь десятилетий спустя от ровного, приятного климата не останется и следа. А пока, люди наслаждаются климатическим оптимумом. Когда четыре года астрономической весны, зимы или осени – это то же самое лето. В общем, утро 1 мая 1327, после легкого ночного дождика, обещало быть привычно прекрасным.
Вместо Тонки завтрак мне принесла Дина. Это меня удивило, но на непроницаемом лице пожилой женщины я ничего не прочла. Тонка захворала? Или нашлось более срочное дело, чем прислуживать мне? Покончив с едой, я оставила поднос на столе, Дина вернется – уберет. Сама же приняла душ и переоделась. Не бог весть какой фасон, у меня таких платьев с десяток. Но мне нравилось. Широкий, мягкий пояс подчеркивал пропорции фигуры. Сильная, крепкая, соблазнительная. Ни следа того некрасиво выпирающего животика, который я когда-то в ОСС прятала под просторным кителем. А сослуживцы усмехались моим напрасным стараниям. Всё это – в прошлом. Звучит, как каламбур, ведь теперь я сама – в прошлом.
С такими рассеянными мыслями я собралась пройтись по саду. Время утреннего моциона, все грации любили его. Заодно с прогулкой, можно и языки почесать. Я же, вдобавок, почерпывала из вроде бы, пустой болтовни, информацию о настроениях граций, их радостях, и печалях. На то я и старшая.
Привычный план развалился в ту же минуту, как я ступила на лестницу. И чуть не столкнулась со служанкой, которая как раз собиралась ее мыть. Девица была – само безобразие. Бесформенная серая хламида скрывала очертания тела. Растрепанная темная шевелюра не давала заглянуть в лицо. Заслышав мои шаги, предостерегла:
– Осторожно! Ведро не зацепите! Не то с лестницы ёбнетесь…
Тут я узнала Наоми. Хотя произошедшая с ней метаморфоза поразила меня до крайности, я спокойно ответила:
– Спасибо на добром слове. Тут запросто скопытиться можно.
– Не то, чтобы я за вас боялась. Просто снова за водой тащиться не хочется, – пояснила она, наматывая тряпку на швабру. – Ну-ка, посторонитесь.
Я спустилась в холл, поприветствовала часового на входе, и уселась на нижней ступеньке лестницы. Вполоборота наблюдая, как наверху Наоми тщательно водит шваброй по широким ступеням. Мне очень хотелось узнать, как Наоми, буквально за одну ночь, дошла до жизни такой. Перекликаться через лестничный пролет было неудобно. Поэтому я встала и потихоньку двинулась Наоми навстречу. Когда расстояние между нами достаточно сократилось, я спросила:
– Не в обиду будь сказано, но… как твои дела?!
Не прекращая работу, она ответила, без тени улыбки:
– Как видите. Я – спускаюсь, вы – поднимаетесь.
Я лихорадочно соображала. Что стряслось? И тут до меня дошло.
– Ты… оскорбила Вагу в лучших чувствах?! Я-то думала…
– …Что я – как вы? Циничная, расчетливая шлюшка? По себе сУдите…
Утренний свет из высокого окна падал на сердитое лицо Наоми. Я ответила, осторожно подбирая слова:
– Что тебе стоило попросить времени подумать?… Всякие возможны ласковые увертки. Подинамила бы деда полгода, и он бы другую пассию нашел.
– Он нашел… – криво усмехнулась Наоми. – Совет да любовь. А мне и так хорошо.
Ох, ты ж, какая гордая! Это – никуда не годится, в любые времена. Ей еще учиться и учиться смирению. Я ей так и сказала.
– Старайся видеть людей, которые на твоей стороне. Хочу дать несколько полезных советов.
Наоми нахмурилась.
– А тряпкой мокрой, по морде… не хотите?
– Нет, – честно призналась я. – Это – больно и унизительно.
– Слушать ваши советы – тоже больно и унизительно, – возразила Наоми. – Уйдите с дороги, вы мешаете мне работать.
Она немного помолчала и добавила:
– Пожалуйста.
Я послушно убралась с ее пути. Поговорили, называется. Оставалось лишь с беспечным видом выйти на крыльцо. Подставила лицо утреннему солнцу, вздохнула, успокаиваясь. Не получается у меня контакт с Наоми, увы. А он так необходим…
Сошла по гранитным ступеням, с намерением прогуляться по саду. Навстречу мне шествовала одна из граций, вся такая из себя, прямо пуп земли. Сердце кольнула тревога. Я – не знаю ее! И новеньких пока не было. Разгорающаяся на Острове гражданская война как-то не способствовала амурным увлечениям Ваги.
Девица приблизилась. Длинное зеленое платье облегало ее стройную фигурку. В огненно рыжих волосах блестела бриллиантовая заколка. Блин, да кто ж так расфуфыривается с самого ранья? Сердце у меня екнуло. Я с фальшивой бодростью воскликнула:
– Привет… Тонка! Хорошее утречко, да?
Она прошла мимо меня, легонько кивнув, но не удостоив ответом. И это было больно и унизительно.
Настолько, что я, пылая негодованием, дошла до станции фуникулера и съездила в город, в отделение БМ. Забрала из сейфовой ячейки дневник – единственного друга, которому могу поверить свои печали. Я смирилась с риском, что его у меня найдут. Плевать. Записи не прочесть. Положим, сверх меры возгордившаяся Тонка, решит услужить Ваге не только передком, но и помощью в расшифровке «шпионской тайнописи». Ага, давай девочка. Как объяснишь, что ты же эту тайнопись изобрела?
Пролив немного слез над всё стерпящей бумагой, я старательно записала мои приключения, предшествовавшие такому ласковому первомайскому дню. Отчего-то этот день считается немного особенным. Прошедший сквозь тысячу лет обычай. Праздник тружеников.
Вот я и тружусь над повестью, печальней которой нет на свете. Впрочем, глупости. Как любит повторять Вага: «Жив-здоров – это прекрасно, всё остальное – мелкие мелочи». Так и у меня. Плевать, что воспылавший страстью к рыжей девчонке, Вага больше не нуждается во мне. Еще неизвестно, кому повезло.
В общем, дела идут хорошо, но неизвестно, куда.
6 июня 1327. Кажется, я сделала что-то важное, и меня при том, не раздавила пята Истории. Впрочем, всё по порядку.
Утречком раненько, я наскоро перекусила чайком с сухариками, и выгреблась из Гнезда. Прошла по Закатной тропе, проклиная свою должность и двух дур, из-за которых потеряла два часа сна. Утренняя прохлада постепенно прогнала мою сонливость, и вернула способность наслаждаться жизнью. Вставать с рассветом – в этом есть что-то мистическое, неповторимое. Чувствуешь единение с природой.
Местность к западу от Гнезда полого понижалась, и в этот утренний час еще лежала в тени. Сады, поля, огороды. Загоны стиксов, точнее – деревенька стиксов. Сельская идиллия. За моей спиной высилась каменная ограда, частично разрушенная временем. Я присела на каменный блок, наполовину вросший в землю. Где черти носят эту засранку?
Вдали, на изгибе дороги появился стикс, передвигавшийся длинными, стелющимися прыжками. Я разглядела всадника на его спине. Чёрт… Так мчаться на неоседланном звере – опасная манера езды. Следом из-за поворота появился еще один, в компании такого же сумасшедшего наездника.
Я поднесла к губам жестяной рупор. Если хорошо нацелиться, то меня услышат.
– Наоми! Мне нужна твоя помощь!
Ага. На развилке дороги оба стикса замедлили бег. Затем свернули на путь, ведущий к Гнезду. Подъехали чинно, на лицах Наоми и Пини застыло выражение почтительного послушания. Вернее, Наоми старательно сие изображала, а Пини небрежно делала вид. Еще и заявила:
– У Наоми сегодня до обеда – выходной.
Стикс Наоми, по кличке Баюн, приоткрыл в усмешке розовую пасть. От вида ужасных, длинных верхних клыков неподготовленый человек сразу бы усра… упал в обморок. Но, в наших краях такие невежи не водятся.
– У Наоми, сегодня до обеда – ответственное спецзадание от меня. А вам, Пенелопа Картиг, либо вернуться к обязанностям служанки первой категории, либо бежать жаловаться высокородному папочке.
Баюн иронически мурлыкнул. Наоми послушно спешилась. Пини скорчила досадливую гримасу, но после некоторой заминки, последовала примеру подруги. Буркнула:
– Нам надо помыться и позавтракать.
– Полчаса на всё, – отрезала я. – Затем: Пини – работы по расписанию на сегодня; Наоми – ко мне.
Выдержала паузу – возражений не последовало.
– Вольно, бездельницы. Разойтись.
И вслед им добавила:
– Вы обе хорошо смотрелись. Одобряю.
Пини повеселела:
– Наоми надо улучшить технику езды!
– Куда уж лучше! Впрочем, не возражаю. Но, помните: случись что, за любую из вас мне башку отрубят. А теперь, проваливайте обе. Наоми… за опоздание останешься без сладкого.
Адмиралтейская – главная улица в городе. Прямая, широкая. Здесь – лучшие гостиные дома, харчевни, лавки. Купеческие хоромы. Особняки уважаемых граждан, отошедших от дел, и живущих на доходы с капитала. На улице много народу. Посередине тягловые стиксы неторопливо идут на рынок, таща телеги с зерном. Их ведут крестьяне с местных ферм. Хотя есть и приезжие, из дальних поселений. Батраки везут тележки с яйцами, молоком, головками сыра. Некоторых зажиточных фермеров сопровождают помощники, в бедной одежде. На их грубо-тканых хламидах вышит характерный, запоминающийся знак. Такой есть и у моей спутницы.
Наоми везла за собой тележку, пока пустую. Ничего сложного, берись руками за оглобли, и шагай. Я шествовала позади, изредка давая короткие указания.
– Прими левее. У синей вывески – остановись.
Наоми послушно выполнила приказ, обернулась. Я заглянула в переулок. Ага, флажок на нужной мне лавке поднят. Открыто. Показала жестом, мол туда. В это время пожилой, богато одетый мужчина поравнялся с нами, одарив любезной улыбкой.
– Госпожа! У вас старательная и миловидная рабыня. Дам за нее двести реалов.
– Простите за огорчение – не продается, – дипломатично ответила я. – Но, через полгода, она возможно, мне надоест. Тогда спросите старшую Стронг в Гнезде Ваги…
Мужик переменился в лице, неразборчиво промямлил что-то, и скрылся в толпе пешеходов.
– Не каждому повезет узнать себе точную цену, – заметила Наоми. Поняв, что меня не колышут ее потуги на остроумие, деловито уточнила маршрут: – Налево, да?
– Воистину. Шагай, – подтвердила я.
Мы свернули в узкую улочку. Лавки, лавчонки, лавчушечки теснились здесь буквально друг на друге. Я говорю серьезно, дома здесь были в два-три этажа, с множеством наружных лесниц. Пробираясь по разбитой мостовой сквозь разношерстую толпу, мы остановись в закутке, у лавки с красно-желтой вывеской. Рисунок на ней давал понять, что здесь продают трикотаж и постельное белье.
Наоми устало выдохнула, утерла пот со лба.
– Что за ебеня? Нет мест получше?..
– Повернись ко мне, – тихо приказала я. – И опечалься.
Когда Наоми обернулась, я отвесила ей аккуратную пощечину. И громко начала:
– Тебе говорили, что служанке нельзя низко выражаться в присутствии хозяев?
– Да…
– Ты хоть раз видела, чтоб кто-то нарушил это правило?
– Нет…
– Так с чего ты возомнила, что можешь то, что запрещено другим?
Наоми, обескураженная моей внезапной вспышкой, казалось, не знала, как поступить. Я решила, что она ничего не поняла, и сейчас полезет давать мне сдачи. Тогда придется побить дурочку всерьез. Пора ей получить хороший урок. Два года чудо-дитё находится в нашем Мире, и до сих пор не научилось осторожности.
Здесь – варварские нравы, права особо не покачаешь. Либо следуешь обычаям, либо… висишь дохлый где-то на перекрестке. В компании таких же возмутителей спокойствия. Хулиганов, воришек-карманников, базарных шулеров. Или нерадивых школьников. Что касается грабителей, насильников, и убийц, то их обычно не вешают, а сажают на кол.
До Наоми, наконец, дошло, что ее непотребный отзыв слышал хозяин лавки. Опустила голову, и с рыданием в голосе, воскликнула:
– Простите, старшая!.. Не буду больше!..
– Прощаю. На первый раз. Твое счастье, что я добрая.
Стоявший в дверях толстый, краснощекий лавочник, улыбнулся мне:
– Доброго дня, госпожа! Товар приготовлен, можно забирать.
Пока Наоми с видом кающаяся грешницы выносила тюки, и грузила на тележку, я проверяла по описи. Всё оказалось в порядке, и я вручила толстяку оговоренную сумму. За сим приготовились распрощаться, довольные друг другом. Лавочник церемонно поклонился.
– Желаю здравствовать, госпожа! Да не затронет вас гроза!
– И вам долгой жизни и процветания, – ответила я дежурным приветствием.
Словоохотливый торговец тканями был настолько рад выгодной сделке, что даже удостоил своим вниманием Наоми.
– Ты, девица, нездешняя, как погляжу?
– С материка… – потупившись, ответила Наоми.
– С дальних мест, видать? Говор твой – особенный.
Он явно ожидал, что симпатичная рабыня поддержит беседу. И Наоми пришлось сделать вид, что ей приятно его внимание. А может, она и не притворялась.
– Да… добрый господин. Захолустье. Зовется – Новтера.
Так впервые в нашем Мире, буднично прозвучало это слово. От которого, спустя десятилетия, будут вздрагивать все, от мала до велика. А сейчас лавочник просто покачал головой.
– Нет, не слыхал. Удачи тебе, девица, и больше не гневи госпожу!
Наоми почтительно поклонилась, и впряглась в тележку. Толстяк, на прощанье, помахал нам рукой, и мы тронулись в обратный путь. То есть, тронулась Наоми, а я пошла небрежно налегке. Покрикивая на окружающих: «Дорогу!» «Посторонись!» «Куда прешься, болван!» Улыбкой и добрым словом молодая дама может многого добиться. Особенно, когда боковой разрез на ее платье открывает, при каждом шаге, притороченную к правому бедру кобуру с револьвером. Не только красивая, но и богатая. За портативный огнестрел бешеные деньги на черном рынке просят. Сами знаете. То есть, вы-то не знаете, но я вам говорю.
Мы дошли до Адмиралтейской, и я позволила Наоми отдохнуть. Сперва она отнекивалась.
– Во Флавере, на мне, считай, воду возили. Я – привычная.
– И там ты не обижалась на тяжкий труд и побои?
– Ханна тумаков отвешивала поровну мне и Марку.
– Тоже батраку, да?
– Сыну.
Вот оно что. Рабыня, как член семьи. Деревенская патриархальщина. Меня озарила внезапная догадка.
– Наоми! Вы… с Марком были близки?..
Миловидная мордашка Наоми отразила целую гамму чувств. Воспоминания о редких счастливых днях, выпадавших посереди тяжкого быта. Сожаление о несбывшемся. И затаенный гнев на тех, кто ее жизнь, уже готовую наладиться, разрушил.
– Если бы! – вскричала она. – Если бы я не медлила! А сразу приняла предложение! Тогда бы псы Ваги ушли ни с чем!
Я понимала ее отчаяние. Сыграй они с Марком вовремя свадьбу, и оказались бы в безопасности. Даже в самые дикие времена есть неписаные правила, которые не смеет нарушить никто. Замужняя женщина – табу. Только посмей ее украсть. Тот, кто убьет тебя за это, прослывет героем. Будь ты хоть трижды величайший главарь. Как видите, и от патриархальных нравов бывает польза. Наоми просто не повезло.
– Ладно, утри нюни, и двигаем дальше, – сказала я. – Былого не воротишь.
Наоми угрюмо впряглась в тележку. Шагать, везя увесистый груз, и одновременно горевать – довольно сложно. Поэтому печаль Наоми постепенно прошла. Держа неспешный, ровный темп, она спросила:
– Всё же, почему мы поперлись именно к тому продавцу? За дешевизной?
– За качеством. Это – контрабанда с материка. Идет через Пескад – на том берегу Пролива, и через Верену – здесь. А лавочник сам – из Верены, у него там остались знакомства. И, да, левый товар – дешевле.
– Понятно. Он желал нам пережить грозу. Как-то слишком радостно…
– Потому что он желает нам смерти, и надеется, что она за нами скоро придет.
Наоми сбилась с шага.
– Чего?! С какого бодуна, и почему нам?!
– Наоборот. Всем жителям Острова, кроме нас с тобой, и веренцев. То, что я не коренная островитянка, он знает. Заодно, убедился, что ты тоже – нездешняя. Оттого скидку нам сделал, и удачи пожелал.
– И отчего контрабандист из Верены так осердчал?
– Четверть века тому назад Верена и Порт-Циркус боролись за право возглавить Остров. Однажды, флот, ведомый талантливым командиром, подошел к Верене. На кораблях включили паровые пушки и, дувший с моря ветер, понес огромное белое облако на город. Через час половина его жителей были мертвы. Оставшиеся в живых навсегда потеряли здоровье. Лишь отдельных счастливчиков миновали струи ядовитого пара. Верена капитулировала, и Братство вольных моряков завладело Островом. Так победил Порт-Циркус, позже переименованный в Вагнок.
После долгого молчания Наоми выдавила:
– Это может быть… злой легендой…
Мне пришлось ее разочаровать.
– Ветераны с гордостью вспоминают победу, и не видят в действиях своего вождя ничего плохого.
Наоми не успокаивалась.
– Он не похож на законченного злодея!..
– А что тебе нужно? Рога, клыки, копыта? Чтобы безошибочно распознать негодяя? Так не бывает. Самый, что ни на есть обаятельный персонаж нежданно-негаданно оказывается чудовищем.
– Тогда… как вы…
Она умолкла, не закончив фразу. Но, я все поняла и, честно говоря, не справилась с собой. Меня, попросту, понесло:
– Почему я дружна со злодеем?! Как могу с ним спать?! Наоми… ты жутко наивная! Откуда ты знаешь, кто я?..
– Аа-а… так вы – два сапога пара? Даже спрашивать не хочу…
Хорошо, что у Наоми была более важная задача, чем разбираться в моих переживаниях. Она везла тележку, попеременно смотря то себе под ноги, то на прохожих. Нигде не споткнулась, никого не зацепила. Я же мрачно плелась за ней. Не каждому дано непредвзято взглянуть на себя самого. У меня это получилось. Очень гадкое чувство.
До станции фуникулера оставалось всего ничего, когда я сказала:
– Вернемся в Гнездо, и у тебя выходной до завтра.
– Спасибо, – отозвалась Наоми. – Вы одолжите мне денег? Реалов десять-пятнадцать.
– Конечно, – согласилась я.
– Только я не знаю, когда отдам, – продолжила Наоми. – Встречусь сегодня с Пини, прогуляемся на стиксах, а потом я уеду. Навсегда.
Тут настал мой черед спотыкаться от удивления.
– Опять побег? По принципу «бог троицу любит»?
– Уход. Мне больше нечего здесь делать. Вношу только разлад и смуту. Пини ничего не скажу. Потом передайте ей от меня, что люблю ее.
Я запустила руку в потайной карман моего платься, вынула кошелек.
– Постой, Наоми. Обернись!
Когда она повиновалась, я добавила:
– Здесь сто реалов двумя золотыми, и двадцатка мелочью. Лови.
И метнула кошель Наоми. Она поймала его, и всё еще держала в руках, когда какой-то пацан на самокате обогнал меня, поравнялся с Наоми, выхватил кошелек, и был таков!
Я вскрикнула от досады, злости и отчаяния. И вдруг увидела усмешку на губах Наоми. Она вынула из кармана кошелек – в целости и сохранности! Я только рот разинула от изумления.
– Ка-а-а-к?!
– Он схватил воздух. Кошель уже был в кармане, – весело сообщила Наоми. – Научилась фокусничать. Могу взять вещь на виду у всех, и никто не заметит. Или создать мгновенную иллюзию. Главное: чтоб я была в настроении.
Я мысленно сделала зарубку в памяти. Тайный талант Наоми, о котором она и не подозревает, постепенно развивается. Я стала свидетельницей его первого практического применения!
Оставалось дать Наоми напутствие, чем я и занималась всю оставшуюся дорогу. Наоми, понятное дело, во Флаверу возвращаться никак нельзя. Лучше всего добраться до Ганы. Пусть передаст от меня привет мадемуазель Энид – племяннице Главного советника. Если повезет, то сведет с ней дружбу. И тем самым устроит свою судьбу.
На станции фуникулера охранник передал Наоми записку от Пини. Дочка великого папы уже выехала на условленное место, с припасами и винишком для пикника. Пока охрана закрепляла нашу тележку на крыше вагона, мы с Наоми заняли места. Я не удержалась от вопроса:
– Почему ты доверилась такой циничной и лживой шлюхе, как я?
– Не знаю. Или… знаю. Вам самой хочется бежать отсюда, куда глаза глядят. Но вы не уверены, что найдете место, где сможете обрести покой.
Вечером, я спустилась на первый этаж, где располагались комнаты служанок. Прошлась по коридору с видом, будто у меня здесь какое-то дело. Идя мимо комнаты Наоми, посмотрела на щель под закрытой дверью. Свет в комнате не горел. «Девица из захолустья» сдержала слово – покинула Гнездо.
Вернувшись к себе, я долго не могла уснуть. Насколько сильно Вселенная противится моим попыткам изменить существующий порядок вещей?
В случае успеха, река Истории найдет себе новое русло. Есть, наверное, какие-то пределы. Имея в руках шест, можно выбраться из болота. Но нельзя вытащить себя из болота за волосы. Любое мое вмешательство не предотвратит моего появления здесь. Иначе, кто бы вмешивался? Но, что-то должно измениться. Как именно? И насколько это повлияет на судьбу Наоми?..
«Удачи тебе!» – повторила я мысленно напутствие веренского лавочника. – «И пусть минует тебя гроза».
|
|