| |
Венедикт Ли. Цветок на заре. Часть I. Кассандра
13. ХОЗЯИН МОРЕЙ
Первое воскресенье марта выдалось хлопотным. Когда с утра колотят в дверь и орут, то сразу понимаешь, что неприятностей не избежать. Потому что они уже имеют место быть. Выскочив из постели, как была растрёпой, я отворила дверь, и рыдающая Пини упала в мои объятья. Из ее путаного, сквозь слезы, рассказа я поняла, что причина горя – Наоми.
Во-первых – сбежала. Это ж сколько прыти в девке – чуть больше месяца, и уже изобрела способ слинять. По тонюсенькой шелковой веревочке, через окно третьего этажа. Пятнадцать метров – риск великий, слабоумие и отвага непомерные. Во-вторых – героическая дура поймана. В третьих – в эти самые минуты Бренда устроила ей жестокую порку.
– Уу-у-у… тети никакой жалости!.. – Пини вновь зашлась в рыданиях.
Я кинулась к аптечке, схватила склянку с обезболивающей мазью. И фляжку с настойкой. Отдала Пини:
– Бегом, в ее комнату. Сперва дашь глотнуть водки с травами, от болевого шока. Потом спину – мазью, легонько, тонким слоем.
– Она не там… – начала было Пини, но я оборвала:
– Знаю! В пыточной. Предоставь это мне.
И мы отправились. Пини – в комнату Наоми. Я – в место ужаса и боли. В своей работе в ОСС я избегала не только принимать участие в расправах, но и наблюдать за ними. У меня другой профиль – интеллектуальный. Но, нынешнее время – эпоха многостаночников. И сыщик, и дознаватель, и палач в одном лице. С некоторым содроганием я подумала, что мне придется привыкать. Превратившись со временем в такую же умную и жестокую тварь, как Бренда.
Ее я встретила, поднимающейся по лестнице из цокольного этажа, и несущей на плечах голую, сомлевшую Наоми. Предложила:
– Дальше – вдвоем. Чего тебе надрываться?
– Дело говоришь, – буркнула Бренда, аккуратно освобождаясь от ноши.
И мы обе повлекли Наоми дальше. Лениво бредущая по коридору Сави, завидев нас, перестала зевать, и так и застыла с открытым ртом и вытаращенными глазами. Затем опрометью бросилась прочь, потеряв на бегу шлепанцы.
– Тапки подбери, шалава! – посоветовала ей Бренда, но не была услышана.
Доведя, дотащив Наоми до ее комнаты, мы усадили ее на постель. Пини бросилась к подруге, но та не реагировала ни на слова, ни на прикосновения.
Бренда достала из кошеля на поясе флакон, поднесла к носу Наоми. Она вздрогнула, судорожно вздохнула. Простонала:
– Что с моей спиной?
– Ложись! Ложись… – затараторила Пини. – Сейчас смажу. Не бойся, шрамов не будет…
– Я – не такая дура, чтобы товар портить… – огрызнулась Бренда и, к нашему облегчению, убралась восвояси. Или пошла утешать братца, мол, ничего страшного, обычный воспитательный момент.
Не знаю, как Вага, а я не доверяю людям, носящим в сумочке щипчики для вырывания ногтей, удавку, и пузырек с нашатырем. Когда-нибудь Бренде выйдет боком эта примитивная педагогика.
Я уложила Наоми ничком на кровать. И уселась в сторонке, наблюдая, как Пини наносит на исполосованую кнутом спину Наоми целебную мазь. Потом Пини запоздало вспомнила о настойке и дала подружке хлебнуть из фляги. Наоми скривилась.
– Горько… очень…
– Ничего, зато полегчает, – утешила Пини.
Вновь объявилась Бренда, шваркнула на пол скомканную в тючок одежку, и была такова.
– Что за хрень? – шепотом спросила я, показывая на распластанные на полу штаны, рубашку и куртку. Всё из легкого, прочного полотна.
– В этом наряде Наоми бежала от нас… ответила Пини.
А я подивилась иронии судьбы. Знакомая заплата на куртке! Это же одежда, подаренная мне Тойво Тоном, в бытность мою у него в гостях в Тире! Отданная Тонке на сохранение. И, нате вам, какое применение нашлось моряцкому прикиду почти два года спустя!
Остаток дня и весь следующий, Наоми провела в постели. Пини почти неотлучно находилась при ней. Я, кстати, тоже некоторое время провела в постели… Первого адмирала. Возникает у него, периодически, потребность. Не только поиметь женщину, но и порассуждать с нею на философские темы. И, знаете, с этого вышел толк! Под конец ученой беседы, Вага распорядился отправить Бренду в карцер. В котором она и просидела двое суток на хлебе и воде.
А Вага принес Наоми глубочайшие извинения, и ублажил крупным подарком. Преподнес ей в дар дом в центре Вагнока, принадлежавший когда-то Арде – его бывшей жене! Это – что-то да и значит! Надо обязательно объяснить Наоми, что мешкать нельзя, пора ловить удачу за хвост. От власти над Островом скромную батрачку из Флаверы отделяет даже не шаг, не полшага, а всего ничего!
Одно короткое слово: «да».
И снова больше месяца прошло спокойно. Бренда делала вид, что ничего особенного не случилось. Наоми тоже вела себя паинькой. Такое условие поставил Вага. Не выпендривайся, девочка, и скоро получишь относительную свободу. Одна лишь Пини нешуточно терзалась. Во всём винила себя. Мол, недостаточно любила подругу, не вызвала в ней должной привязанности к себе. И, вообще, к семье Картиг.
Я постаралась утешить ее тем, что прошло слишком мало времени для выработки у Наоми стойких привязанностей. А сама обдумывала: как мне вести себя с упрямой девчонкой. Вага прав в своей оценке: просто дитя! Двадцать два года, и подростковый склад личности.
Я хорошо запомнила утро 19 апреля, когда Наоми постучалась ко мне. В той же моряцкой одежде, которую, когда-то носила я, она смотрелась очень даже ничего. На мой, цивилизованный взгляд. По меркам же нынешнего варварского времени – это было нагло и неприлично. Хотя в Гане, как я слышала, породистые шлюхи уже осмеливались щеголять в брючных костюмах. Но, Вага прощал новенькой грации эту фронду. Остальным приходилось следовать его примеру.
Наоми протянула мне сложенное треугольником письмо.
– Велели передать, старшая.
Я вновь бросила беглый взгляд на нее. Тонка, перед тем, отдать Наоми мой бывший костюм юнги, подогнала ей по фигуре. Глаз-алмаз у рыженькой бестии. Теперь Наоми выглядит, для традиционного общества, бесстыдно-обалденно. На зависть прочим пассиям Первого адмирала. Хотя Наоми пока рано зачислять в их стройные ряды.
– Кто передал? – насторожилась я.
– Кто-то из охраны, не знаю его.
– Ладно, иди, – и я отпустила трудную девчонку, хотя мне так много хотелось ей сказать!
Развернула бумажный треугольничек.
Лучу света. О необычном: что такое «фрактал»?
Ах, какая оперативность! Двух лет не прошло, как мне изволили ответить… загадочным вопросом. Впрочем, кто я такая, чтобы со мной обращались, как с равной? Я пошла в ванную, размочила письмо в бумажную кашицу, и смыла в унитаз. Как раз вовремя. Заявилась Тонка, сообщить, что Первый адмирал приглашает позавтракать с ним.
– Дорогая госпожа Стронг… – начал Вага, разлив вино по бокалам, и пригубив из своего. – Иногда на вас снисходит вдохновение, и вы видите мысленным взором нечто, недоступное пониманию других…
– Вас интересует, готова ли пифия изречь новое пророчество, – уточнила я.
– И даже очень. Что нас ждет в ближайшем будущем?
Шутливый тон в голосе Ваги исчез. Первый адмирал смотрел внимательно и строго. Общими словами не отделаться. Я допила вино. Помедлила. Когда нечего сказать, говори правду…
– Мой адмирал… Очевидно, близится грандиозная смута. Остров разделился на две враждующие половины, по линии Срединных холмов. Ресурсов для долгой войны не хватит ни у одной из сторон. Поэтому развязка наступит до конца года.
– И… чей флаг падёт?.. – осторожно спросил Вага.
– Соотношение сил: два к одному в нашу пользу.
Вага расслабленно откинулся на спинку стула, согревая в ладонях наполненный бокал. Ему явно понравились мои слова. И тут я выдала:
– При этом, шансы на выигрыш – обратные. Два к одному, что победит Арни.
Бокал задрожал в руке Ваги.
– Почему?.. – глухо спросил он. – Почему мы проиграем?!
– Потому, что Арни – молод и дерзок. То, что он с бабами – стеснительный лох, не значит, что он дурак во всем остальном. Как раз, наоборот. Мы его сильно недооцениваем.
Вага мелкими глотками допил вино, и осторожно поставил бокал на стол. Потер левой рукой запястье правой
– Каковы ближайшие перспективы, госпожа Стронг?
У меня не было для него слов утешения.
– Просить мира – поздно, адмирал.
– Будем сражаться, – посуровел Вага. – Когда это Вольные моряки отступали?
– Парадокс в том, что так думает каждая из сторон, – заметила я. – Пойду, наверное, напишу завещание.
И на этой бодрой ноте я прекратила дозволенные речи.
Оставив Первого адмирала озадаченным, я какое-то время разруливала давно назревавший конфликт двух граций. Там дело, не стоящее выеденного яйца, чуть не дошло до драки. Посулами пряников, то есть очередных модных нарядов; и обещаниями кнута – в прямом смысле, я ситуацию выровняла. Решающим аргументом стало, знаете что? Обещание награды за хорошее поведение – разрешение по воскресеньям ходить в штанах! Как та странная новенькая. Возмущенные вопросы, типа: «А почему этой засранке можно каждый день…» я пресекла на корню. Кто спас жизнь Первому адмиралу, тому можно. Остальные подождут.
Проголодавшись от трудов праведных, заскочила на кухню. Не каждый вхож в обширное помещение, где бригада опытных поваров, поварят, и прочей обслуги каждый день готовят пропитание семье Картиг, и их многочисленным прихлеба… соратникам. Меня в этой гастрономической обители встретили приветливо – я умею заводить полезные знакомства. Одаренная мясным пирогом в картонной коробке, я направилась в свои покои. Хоть отдохну немного. По дороге встретила Наоми и Пини, они собирались в город. Наконец-то Наоми оделась прилично, Платье на Пини было светлых тонов, на Наоми – темных, под цвет волос у обеих.
Вернувшись к себе, и загасив душевную тревогу половинкой пирога, я встала перед зеркалом. Нет, не для проверки фигуры – я контролирую вес регулярными физическими упражнениями. Просто, захотела побеседовать. Сказать себе пару ласковых, ободряющих слов.
– Что уставилась, бестолковое чмо! Выучившая, когда-то, воинский устав, правила внутреннего распорядка, методы допросов и шаблоны служебных записок. А хоть одну, по-настоящему умную книгу в руках держала?!
– Я владею всеми, необходимыми для успешной работы знаниями.
– Мать твою! Еще школьницей посмотрела глупый фильм, но так и не прочла книгу, по которой он снят!
– Я не читаю запрещенку.
– Это, блядь, мемуары Гаяра! Он был, то есть, будет серым кардиналом Острова! Ты бы сейчас досконально знала Историю Перемен, а не блуждала впотьмах!
– У меня не было доступа…
– Начальника могла попросить, по дружбе.
Мое отражение в зеркале скривило морду и заплакало. И я, вместе с ним. От счастливых воспоминаний, не иначе. О том, как я вышибла начальничка с насиженного места, обвинив в хранении запрещенной литературы. Напрасно он клялся и божился при аресте, что книга Гаяра хранится в архиве исключительно для служебного пользования. Для лучшей борьбы с вражьей пропагандой. Книжку сожгли, полковника – в тюрьму, меня – в полковники. «Служу Великой Эгваль!»
Запрокинув голову, а глубоко подышала, успокаиваясь. Парадокс. Здесь – Эгваль еще нет, там – уже нет. Всё величие уложилось (или уложится) в семьдесят лет – одну человеческую жизнь. И служить нынче некому, разве что самой себе. По правде – здесь совсем неплохо. Ведь родина не там, где ты научился ходить, а там, откуда не хочется убежать. Ха! Вот и у меня появились запретные мысли.
Выходит, умишко остался, только знаний должных нет. Оттого и саднит в груди предчувствие, что отведенное мне время заканчивается. Зато никогда я не жила настолько интересно и насыщенно. Как в переносном смысле, так и в прямом. Хмыкнув, доела остаток пирога. Вкус восхитительный. Вот, что значит экологически чистый продукт!
Плюхнулась на кровать, разлеглась привольно. Только закрыла глаза, как в дверь затарабанили. Вздрогнув, очнулась от дремы. Лениво-игриво отозвалась:
– Кого черти несут?
Никто не ответил. Я тихонько встала, подошла к двери, прислушалась. Тишина. Осторожно отодвинула засов, приоткрыла дверь. Никого. Тьфу, чёрт! Примстилось… От пережитого испуга чувства мои обострились, я начала слышать привычный, и обычно не замечаемый, стук старинных часов на стене.
Беглый взгляд на стрелки… и у меня замерло сердце. По всему выходило, что время уже сильно за полдень! Да и солнечный свет из окна ложится на подоконник по другому. Неужели мои внутренние ритмы настолько разладились? Прикрыла на миг глаза… и полдня, как не бывало. Из ничего и не бывает ничего. Всему на свете есть причина. Нарушение чувства времени – это симптом отравления бахушем.
Несколько капель настойки, добавленные в воду или вино, и ваша воля подавлена, а восприятие реальности становится фрагментарным. Я с чувством выругалась. Первый адмирал Острова – та еще хитрожопая скотина. Говоря по-современному, опоил меня «сывороткой правды». Ловкость рук, и никакого мошенничества. Чтобы я чувствовала себя раскованно и не стеснялась в выражениях, то есть, в предсказаниях.
Насколько я помнила – я и не стеснялась, резала правду-матку. Ввряд ли точно вспомню, что еще наговорила. Всё остальное – это был отходняк: неудержимый аппетит, перепады настроения, и завершающий глубокий сон. Закончившийся пробуждением в непонятном испуге, и осознанием случившегося.
Наскоро сполоснув морду, я выгреблась вон из дворца, по пути стрельнув сигарету у часового на выходе.
– Вы, вроде, некурящая, госпожа Стронг? – добродушно ухмыльнулся он.
– Бросила, но зарока не давала. Сейчас приспичило.
Прикурив от его зажигалки, я направилась к площадкам для игр. Миновала зону рукопашных боев, поле для игры в мяч, и вышла к стрельбищу. Сделав последнюю затяжку, выбросила сигарету в урну. Тут у нас, ни боже мой, ни плюнуть наземь, ни в пальцы сморкнутся, ни окурок в цветочный горшок положить. Вовсю притворяемся цивилизованными людьми. Пожилой оружейник с полупоклоном спросил:
– Семнадцатый номер, как всегда?
– Нет, давайте десятый. Надо улучшить навык.
– Да уж… Зато с огнестрелом здорово работаете.
Взяв в руки тяжелый, четырехзарядный игломет, я вышла на позицию. К своему неудовольствию, увидела рядом Боло Канопоса. Расстегнув сюртук, чтобы дать свободу обширному животу, рыжебородый казначей Острова целился из миниатюрного револьвера. Опустил руку, снова поднял. Наконец, решившись, выпустил в мишень подряд все пять пуль.
– Кучно легло, – похвалила я. – В раю вам дадут медаль за меткость.
– Причем тут рай? – насторожился Боло.
– Потому что в реале вас десять раз убьют, прежде чем успеете достать вашу игрушку из кармана.
Боло лукаво наклонил голову.
– Милая дама, я не держу оружие в кармане.
Его револьвер, как по волшебству, исчез в широком рукаве. И появился вновь, в его ладони.
– Красивый фокус! Как вы это делаете? – почти непритворно удивилась я.
Боло погрозил мне толстым, как сосиска, пальцем.
– Секрет фирмы!
И ушел, посмеиваясь.
Я же провела час, пуляя по мишеням короткими стальными стрелами. Результаты меня обрадовали. Не сильно лучше, чем вчера, но похоже, что действие коварного вина уже прошло, и мои реакции в норме.
Начинало смеркаться, и я закончила тренировку. Вернула игломет оружейнику, и не спеша направилась к дворцу. С удовольствием вдыхая посвежевший от вечернего бриза воздух. К запахам моря примешивался аромат цветов. Возившийся около одной из клумб седенький садовник мельком глянул на меня, и тихо сказал:
– Фрактальная геометрия природы – чудо из чудес. Не правда ли?
Я чуть не споткнулась на ровном месте. Этот низкий, приятный голос! Давно его не слышала, но позабыть невозможно. Замедлив шаг, прошипела:
– Меня не так ваш парик восхищает, как накладной нос…
– Должен же я прикрыть свой кривой шнобель, – усмехнулся Тойво Тон.
При этом он продолжал аккуратно обрезать садовыми ножницами сухие веточки на цветочном кусте. Я попыталась собраться с мыслями.
– Ничего не знаю про эту вашу геометрию. И слов таких не ведаю. Вы услышали это от нее? И сразу помчались с вопросами ко мне?
– Мы захватили грузовой транспорт из Норденка: ткани и скобяные изделия. Всё очень нужное. Увидев узор на ткани…
Со стороны могло показаться, что госпожа Стронг выслушивает пояснения садовника, и дает ему указания. Сумерки быстро сгущались. Главный злодей всея Западного Края тихо продолжил:
– …У нас есть парень – боец никакой, но хорошо рисует. Портреты, пейзажи, обережные знаки… Выгнан из универа в Норденке за шаржи на преподов. Я предположил, что он достаточно образован.
– И, что же?
– Видите дерево? Оно – это ствол и ветки. Но, каждая ветка – это тоже маленький ствол и ветки. И так до бесконечности.
– Да бросьте! – возмутилась я. – Где там грёбаная бесконечность? Самое большее – четыре уровня. Ну, пять…
Тойво не обратил внимания на мои возражения.
– А видели карту нашего Края? Извилистую береговую линию? Увеличьте масштаб, и проявятся более мелкие бухты, устья рек, заливы. Еще увеличьте, и еще… Дойдете до размера мелких камешков на берегу пляжа. Всё та же сложность и извилистость.
У меня закружилась голова.
– Хватит! Так мы до молекул и атомов доебёмся! Я поняла. Объект, сохраняющий сложность и самоподобие на любом масштабе. Лепестки бутона скручиваются и становятся всё мельче к его центру – это тоже фрактал?
Тойво скупо улыбнулся.
– Да. Вы спрашивали о необычном. Мне потребовалось время, чтобы в череде будней необычное заметить. И тогда я поспешил к вам. Никому это не нужно и не интересно. Только мне.
– А ей?
– Она уже забыла об этом. Когда пытался напомнить, отмахнулась: «Ты – фантазер, Тойво…» А теперь я вас спрашиваю: госпожа Стронг, вам что-то дал мой рассказ?
У меня было чувство, какое испытываешь, когда подходишь к пропасти, и при очередном шаге нога проваливается в пустоту.
Тойво испытующе смотрел на меня, и я решилась.
– Да. Рассказ – полезен. Наводит на мысли. Я покажу вам кое-что. Следуйте за мной.
Я боялась, что мы не успеем до темноты. Но садовые ножницы Тойво содержали в рукоятке фонарик-флуор. Достаточно было сдвинуть крышечку, и тусклый свет рассеял тьму под нашими ногами. Вскоре тропинка, ведущая через запущенную северную часть сада, раздалась аллеей. Вокруг царила тишина. Покрытые мхом стволы деревьев высились над нами вестниками беды. У меня богатое воображение, но и нервы крепкие. Оставалось только выяснить, что пересилит. К счастью, мы уже пришли.
Надгробие в виде белого каменного блока. Прозрачная кварцевая пластина защищает вделанный в камень портрет. На нем изображена светловолосая, голубоглазая девушка. Чуть впалые щеки, аристократическая линия губ. Само достоинство – вот первое впечатление от облика юной красавицы.
ЛЕВКИППА КАРТИГ
1299 – 1317
Тойво издал еле слышный возглас и упал на колени перед надгробием, коснувшись лбом белого камня. Его губы беззвучно шевелились. Наконец, он выдавил:
– Подозревал… не мог ничем доказать…
Я объяснила:
– В числе служанок Левки была одна, похожая на нее ростом, фигурой, и даже лицом. Наверняка, Левки не случайно подобрала себе двойника. Так оно и вышло – Денизу убили вместо нее. Думаю, труп несчастной закопан где-то в окрестностях Гнезда. Если не лежит прямо здесь.
Тойво вскочил. Гневно воздел над головой руку, сжатую в кулак. Выдавил свистящим шепотом:
– Они, всё же, убили ее! Не тело ее, но разум! Я клянусь, что возмездие наступит! Хозяин морей… откроет потаенные двери, сломает оковы! Клянусь! Вы, Луч света – свидетель моих слов!
– Свидетель… – эхом отозвалась я, не особо вдаваясь в смысл сбивчивых речей Великого чистильщика.
А Тойво, быстро овладев собой, добавил:
– Меня не провожайте. Я сориентировался, уйду незамеченным.
Он сунул мне в руку ножницы-фонарик.
– Удачи… – почти искренне пожелала я.
– Смущены, что желаете успеха мне? Напуганы?
– Немного.
Даже в сумраке я чувствовала его пристальный взгляд, от которого озноб шел по коже.
– Луч света, вам нечего меня бояться. Да, я убиваю людей. Врагов, или тех, кто и без того обречен на гибель. Вы – не враг мне. И до того жизнелюбивы, что не годитесь в жертвы.
Пока я гадала, что ответить, Тойво исчез во тьме, так тихо, что не раздалось даже шороха. Что еще натворит этот свирепый мечтатель? Наверное ничего. Просто не успеет. Я, в прошлой жизни – упоротая патриотка, не читала запрещенных книжек. Но, зубрила список, чего именно читать не следует. Кое-что само всплыло в памяти. У Тойво вырастет талантливый сын – ученый и политик. Придет время, и он напишет о деяниях своего отца – преступника, анархиста, бунтаря.
Ян Тон-Картиг. «Очерки новейшей истории. 1315 – 1327. Взлет и падение Тирской коммуны».
Когда я, подсвечивая дорогу чудо-фонариком, выбралась из дебрей одичалого сада, то опасалась расспросов, где меня черти носили. Ничего подобного не случилось. Опять на слуху у всех была Наоми и ее очередной фортель. Выйдя, понимаешь, в город погулять, под присмотром дочки Первого адмирала, она опять сбежала. Сделала это уже на обратном пути в Гнездо, когда начало смеркаться. Юркнула в темный переулок, и была такова. И, что вы думаете, сделала Пини? Вернулась домой одна. На строгий вопрос Бренды, мол, где эта шалава, отмахнулась: «Никуда не денется, перестаньте трындеть, тетя!»
От грандиозного скандала спасло появление группы горожан, приведших беглянку, буквально, на привязи. На обеих щеках Наоми четко выделялись знаки: «беглая рабыня, вернуть за награду». И символ Гнезда. Оказывается, Пини еще утром, когда Наоми спала, разукрасила ей физиономию невидимыми чернилами. Которые проявились через десять часов.
Наоми, подавленная очередным провалом, молчала, повесив буйную головушку. А Пини горячо защищала подругу, доказывая, что та не собиралась убегать, а лишь дерзко пошутила. Бренда смягчилась, и не стала гнать волну. Махнула рукой, чёрт с вами обеими, и ушла спать. Я тоже отправилась к себе, отдохнуть от волнений.
Проходя мимо комнаты Наоми, услышала из-за полуприкрытой двери смешки Пини, и низкий, с хрипотцой, голос Наоми. Ее речь, с необычным акцентом, и неправильным построением фраз, казалась бы смешной. Не будь она грубой настолько, что даже мои, привыкшие ко всему уши, сворачивались в трубочку. Наше милое дитя, оказывается, умеет ругаться, как самое распоследнее быдло.
Я громко гмыкнула, кашлянула. Вопли за дверью тут же стихли. А я пошла прочь, шаркая ногами и непритворно зевая. Самое время прилечь. Что я и сделала, как только вернулась к себе. Чайку с сухариком, и на боковую. Против ожидания, заснула сразу, и без сновидений. Проснулась внезапно. От низкого, раскатистого гула и дребезжанья оконных стекол.
Выскочив из постели, я прильнула к окну, плюща нос о стекло. В ночной тьме, вдали расцветал огненный цветок. Горел порт. А над заревом пожара золотисто сияла полная Обо.
Утром следующего дня, 20 апреля, совершенно разбитая, я с трудом разлепила глаза, заслышав осторожный стук в дверь: два раздельно, три подряд. Простонала:
– Входи, Тонка…
Она вошла, поставила поднос с завтраком на столик в изголовье.
– Госпожа… Вы зря не запираетесь на засов! Опасно… Такие дела творятся…
– Какие?..
Я с трудом уселась на постели, и нехотя приступила к еде.
– Говорят, чистильщики в городе… Заложили бомбу в порту. Пожар только к утру потушили.
Постепенно у меня разгорелся аппетит, а с ним и сил прибавилось. Я уже могла поддерживать беседу.
– Не столько чистильщиков боюсь, Тонка, сколько нынешнего раздрая между Арни и Вагой. И никто не знает, как их помирить. Или ты что предложишь?
Тонка усмехнулась.
– Не сейчас. Мне скоро ванну готовить госпоже Наоми. Вы обедать в трапезную пойдете, или здесь?
Сегодня у меня не было настроения появляться лишний раз на людях.
– Сюда принесешь, если не трудно.
– Конечно! Запросто!
И огненно рыжая слуга двух госпож упорхнула, ловко держа на голове поднос с пустыми тарелками и чашками. А я осталась валяться постели.
Когда пришло время обеда, мне всё еще было не по себе. Как же коварен бахуш! Вряд ли вчера Вага влил в мое вино большую дозу, но и сутки спустя я еще не вполне оклемалась. Ожидая Тонку, оставила дверь приоткрытой. Тонка вошла смурная, притихшая. Молча поставила поднос, и так же молча собралась уходить. Я не выдержала:
– Тонка! Что случилось? Можешь не рассказывать, но… вдруг я могу помочь?
Она вздохнула, пробормотала:
– Нет. Разобрались уже…
Но у меня уже возникли нехорошие подозрения.
– Ты… поругалась с Наоми?!
Постепенно я разговорила девочку. Слушая ее рассказ, с трудом сдерживала негодование. Оказывается, Наоми напала на Тонку, затащила в ванную и устроила пытку водой. Повторяя до тех пор, пока Тонка не созналась, что это она подняла тревогу во время первого бегства Наоми полтора месяца назад.
– То есть, Наоми просила раздобыть ей простую, практичную одежду, и не призналась, что это – для побега? Втихаря тебя подставила?
– Да.
– За такое кидалово ты ее и сдала?
– Да.
– Теперь она тебе выволочку устроила. Так и продолжите воевать?
– Она меня простила. Я ее тоже.
О-хо-хо… Чуяло мое сердце, что у Тонки с Наоми и дальше будут сложности. Но, пока отношения, худо-бедно наладились. И я узнала о Наоми кое-что новое. Похоже, в детстве она была избалованным, любимым ребенком. Отсюда привычка ставить свои интересы выше остальных. И умение, осознанное или нет, манипулировать людьми.
Я предложила Тонке разделить со мной сладкое, чем окончательно ее утешила. Заодно, Тонка, со слов Наоми рассказала о странном происшествии. Когда вчера Наоми и Пини вдвоем гуляли по городу, то за ними увязался подозрительный тип. Насилу от него оторвались. Причем Пини даже не рассмотрела толком, кто это был, а Наоми запомнила приметы. Невысокий, с перебитым носом и усиками.
У меня чуть пирожное в глотке не застряло. Тойво! Несомненно, это он! До встречи со мной практически в открытую шлялся по городу, и следил за Пини! Именно за ней, о Наоми он вряд ли знал хоть что-то. А потом этот взрыв и пожар в порту. Кажется, Великий чистильщик занялся нами всерьез.
Тонка добавила, что охрана Гнезда усилена, и без надобности никого не выпустят в город. А комендант Вагнока объявил награду за поимку диверсантов; пока всё бестолку. Остается тоскливо гулять кругами в пределах Гнезда, тоже под присмотром охраны.
– Да хоть так, – сказала, ощутив внезапный порыв выйти на свежий воздух. – Пойду, проветрюсь. У тебя есть время – составить мне компанию?
Тонка с радостью заверила, что еще целый час у нее свободен. По пути к нам присоединилась изнывающая от скуки Сави. Задумчиво сидевшая на скамье рядом с главным входом Пини поинтересовалась, куда это мы нацелились?
– Пройдем по восточной аллее, той что с видом на море, – объяснила я. – На пару-тройку уровней вниз и обратно.
Пини кивнула.
– Ступайте. Я догоню вас.
Справа восточная аллея была ограждена кирпичным парапетом, дабы никто не сверзился в море. Крутой обрыв, в самом начале почти двести метров, постепенно понижался до сравнительно безопасных десяти. Потому и путь наш состоял из длинных пологих спусков, сменявшихся множеством каменных ступеней. Местами сильно вытертых временем.
Наша троица прошла уже половину пути, когда Сави спохватилась:
– А где наше деревенское чуче… чудо? Я видела, как она входила в сад.
И Сави завопила, пронзительно и звонко, сложив ладони рупором:
– Наоми!! Ээ-э-эй! Нао-о-оми!!
Когда она устала орать, в дело вступила я. Голос у меня, хоть и не певческий, но очень даже командный. И слышен далеко. Мой зов достиг-таки цели. Когда вдали показалась Наоми, я иронически подмигнула Сави. Та надула губы, отвернулась и пробормотала:
– Твои завывания и мертвого разбудят…
Пока Наоми, легко перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, приближалась к нам, я успела отругать Сави за наглость и нарушение субординации. Всё же я – старшая, о чем говорит браслет на моей правой руке. И какая-то соплячка не смеет ни грубить мне, ни вести подрывные разговоры за моей спиной. Сави мило улыбнулась в ответ, и отошла в сторонку, сделав вид, что любуется морем. Да и, правда, денек-то был хороший.
Тем временем, Тонка сильно отстала, не желая встречаться с Наоми. Вот тоже, незадача. Сейчас еще и Наоми увидит ее, и прежняя ссора может вспыхнуть с новой силой. Чтобы отвлечь внимание Наоми, я решила немножко посмеяться над ее дерзким нарядом. Штаны и мужская рубашка – не совсем подходят для женщины в этих краях и временах.
– Всё выпендриваешься? Нос кверху, руки в карманах… Пацанчик ты наш!
– Он разрешил. Я и раньше так одевалась… – ответила Наоми почтительно и печально. Острая на язык, (как я уже знала), мне она не хамила никогда.
Я понимала причину ее внезапной депрессии. Наоми здесь – чужая, так же, как и я. Почему-то подумала, что не останься я приживалкой в Гнезде, отправься путешествовать, заново узнавать Мир, я могла бы многое изменить. Представьте, я могла бы еще два года назад объявиться во Флавере. Познакомиться с семьей фермеров, приютивших Наоми. Да, что там… просто наняться к ним на работу! И сегодня, чёрт побери, мы бы вдвоем, такие разные, и в чем-то похожие, были бы верными подругами. Примерно, как я с Экселенсой. И вместе бы меняли ход Истории.
Но, шанс упущен. По моей глупости и недалёкости. Остается лишь наблюдать за неумолимым ходом событий. Я даже контакта должного с Наоми найти не могу! Мне она не доверяет, так же, как Бренде. Видит во мне одного из своих стражей.
Наоми стояла передо мной, как смущенный ребенок перед взрослым. Голова опущена, руки по швам, одна нога чуть согнута и упирается носком в землю. В сандалиях так стоять не удобно, это тебе не балетные тапочки. Наоми почувствовала это, пошевелила ступней, недовольно скривилась. Наверное, камешек попал. Я отвела взгляд, делая вид, что наблюдаю за Сави, делавшей вид, что на нас двоих ей наплевать. Еще бы ей не дуться. Вага последнее время всё меньше уделял внимания своей любимой грации. И всё больше присматривался к новенькой.
Наоми, меж тем расстегнула ремешки сандалий, вроде собираясь дальше идти босиком. Бр-р-р… мне, горожанке, этого не понять. Хотя, кто знает… Привычки у людей меняются, под действием обстоятельств… Лицо Наоми вдруг прояснилось, она кому-то помахала рукой. Ага. Наверху, вдали на тропе показалась Пини и двое, сопровождавших ее охранников. Что ж, теперь Наоми будет, с кем поболтать. Пини заняла в жизни Наоми место, которое должно было принадлежать мне.
От самокритичных мыслей меня отвлек чей-то дикий, полный ужаса, вопль. Я резко обернулась. Кричала Сави. Кирпичный столбик, о который она неосторожно оперлась, медленно опрокидывался, увлекая за собой часть ограждения. И бедняжка Сави тщетно пыталась сохранить равновесие. Я кинулась к ней на помощь, но меня опередила Наоми.
Ограда рухнула, увлекая за собой Сави, и в тот же момент Наоми прыгнула с разбега, подняв руки над головой. Я, и подбежавшая впопыхах Пини, в оцепенении смотрели на искрящуюся под солнцем воду. От двух, самых дорогих для Первого адмирала женщин, не осталось и следа! Каюсь, первые мгновения я думала только о себе. Конец. Не уследила. Не уберегла. Мне, попросту, не сносить головы.
– Там… сумасшедшая глубина… – перепугался один из охранников.
– И… течение… – добавил второй.
Кажется, их одолевали те же опасения за собственную шкуру, что и меня. Что ж, быть казненной не одной, а в компании – хоть какое-то утешение. Пини не отрывала взгляда от своих наручных часов. Молвила тускло:
– Четвертая минута…
И, в это мгновение тоски и ужаса, Наоми вынырнула, глотая ртом воздух. С усилием удерживая за волосы потерявшую сознание Сави.
Высота обрыва в этом месте была метров семь, но Пини прыгнула в воду, не задумываясь. Даже не потрудившись снять руки драгоценные часики – целое состояние. Ничего, папа другие купит.
Следом набрался храбрости младший из охранников, и сиганул вслед за Пини. Старший в это время дудел в сигнальный рожок. Тревога, человек за бортом. Восточная аллея, такой-то уровень. В общем, вскоре народу здесь стало больше, чем нужно. Бросили трос, вытащили Сави, затем Наоми. Последними подняли Пини и смельчака-охранника.
Досталась работа и мне. Я держала Сави через колено, головой вниз. Изо рта у нее шла пена. Затем мне помогала Наоми. Вдвоем мы привели Сави в чувство. А потом… в общем, со мной приключилась истерика, и я рыдала в объятиях храброй, упрямой девчонки – Наоми.
Чья-то ладонь опустилась мне на плечо.
– Всё хорошо… – тихо сказала Тонка. – Все живы…
Да. Пока мы – живы. Столько времени, сколько позволит нам судьба. А с нею люди. Оклеветанный и оскорбленный Арнольд Сагель. И безумный вождь голодранцев всего Мира – Тойво Тон.
Вага молча выслушал мой доклад о происшествии в восточной аллее. Я особо отметила быстрые действия Наоми, Пини и младшего охранника. Главарь Острова одобрительно улыбнулся.
– Все – молодцы.
Мне пришлось возразить.
– Хуже всего в этой истории проявила себя я. Забыла предупредить девчонок не приближаться к ограде.
– Всем нам урок. Многое в Гнезде нуждается в ремонте. Давно пора заняться этим.
В итоге, Первый адмирал раздал всем сестрам по серьгам. Сави – новый наряд и украшения. Охраннику – хорошую премию. Пини – новые, еще более дорогие часики. Мне – устную благодарность и ночь любви. Наоми – шиш.
Я так полагала, что награда Наоми – еще впереди. Уважение персонала Гнезда она уже заслужила. И то, что она – гордячка и себе на уме, стали считать не пороком ее натуры, а заслуженным правом. Первому адмиралу оставалось открыто провозгласить ее своей фавориткой – и дело в шляпе.
Короче, все остались довольны, одна лишь Бренда ходила чернее тучи.
Вечером ко мне заглянула Пини, поговорить, излить душу. Ее возмущала измена Арни, тем более, что он ей всегда нравился. Еще когда была девочкой, увидела молодого, статного моряка в свите одного из капитанов. С той поры по нему сохла. И вот, чем кончилось. Негодяй, мерзавец, предатель. Вместо того, чтобы защищать Остров от происков чистильщиков, этот гад злоумышляет против отца!
– Да. Безобразие… – я сделала философское выражение лица. – Какие неожиданные стороны открываются в людях…
– Вот-вот! – подхватила Пини. – Боло Канопос на днях вернулся из Норденка, привез поразительные вести.
– Что-то зачастил наш Боло в Норденк… – вставила я.
– Он сделал выгодное вложение наших капиталов, могущество Острова приумножится! Заодно разведал важное!
|