| |
Венедикт Ли. Цветок на заре. Часть I. Кассандра
10. РАЗНЫЕ ПУТИ
В окно с частым переплетом, сквозь зеленоватое стекло глядит вечер. Одна секция окна открыта, воздух пахнет морем. Я сижу у окна, держа раскрытую тетрадку-дневник на подоконнике. Только что закончила описание событий предшествующих дней. Сегодня 7 июля 1325 года, и мой второй день в доме Тойво.
Двухэтажное строение – на каменном фундаменте возведены монолитные стены первого этажа. Знаете, как делают первобытный бетон? В опалубку засыпают землю, трамбуют, и заливают негашеной известью. После высыхания становится, как камень. Сверху возводят еще один этаж – деревянный. Дешево и практично.
Эта комната на первом этаже – гостевая трапезная, Урсула ставит тарелки на деревянный стол. Он раздвижной, но сейчас в этом нет необходимости. Обедать с Тойво мы будем вдвоем.
Чу, слышу быстрые шаги. Сейчас, некрасивый, малорослый для мужчины, но такой обаятельный вождь чистильщиков войдет в эту дверь…
…Спустя два часа я записываю итоги вечера. В доме Тойво всегда найдется комната, чтобы приютить гостя. Одна из них, на втором этаже выделена мне. Ночь за окном. Флуорлампа на столе. И я продолжаю излагать свою невероятную повесть…
Итак, Тойво вошел в трапезную, стремительный, и довольный жизнью. При его появлении я чуть было не вскочила, держа руки по швам. Урсула же, наоборот, непринужденно уселась за стол. Тойво чмокнул ее в щеку, и сел рядом. Доброжелательно глянул на меня.
– Госпожа Стронг! Из окон открывается примечательный вид. Но, их любованием сыт не будешь. Идите же сюда!
Я последовала зову, и уселась напротив любящих супругов. Чёрт возьми, да. Любящих. Это правда. Я слишком опытный психолог, чтобы не ошибиться в наблюдении. Сами подумайте.
Урсула, в отличие от меня, совсем не боится Тойво. Старается окружить его комфортом, если это слово применимо к их скромномуу быту. И тщательно следит, чтобы ненароком не поставить мужа в неловкое положение. С чего бы вдруг она села при появлении Тойво? Так уравнивается их разница в росте. Урсула на голову выше меня, и более чем, выше Тойво.
Загорелая. Волосы настолько светлые, что издали кажутся седыми. Изможденное лицо, угрюмые складки в уголках губ. И на этом суровом лице выделяются удивительно живые голубые глаза. Тойво за сорок, а Урсула, несмотря на старообразный вид, значительно моложе. У нее худощавое, стройное тело, и крепкие мышцы. Я видела вчера, как она колола дрова. Удивительно ловко орудовала топором, Мне подумалось, что с такой же легкостью эта дамочка будет рубить не дрова, а головы.
Что касается Тойво, то он перед женушкой благоговеет. И мнением ее, безусловно, дорожит. Два сапога пара, такая вот идиллическая семейка прирожденных убийц.
Потратив долю секунды на это умозаключение, я отдала должное еде. Уха была великолепна, филе из плавунца тоже. Когда я, сытая и довольная, откинулась на спинку стула, великий вождь и учитель всех голодранцев Мира весело спросил:
– Можно теперь кое-что спросить?
– Угу… – милостиво разрешила я, гадая: из какой очередной передряги предстоит выпутываться. Если что, то эти двое меня грохнут и закопают, безо всяких церемоний.
– Пойду, пожалуй, – сказала Урсула. – Пора Яна кормить.
Когда она ушла, я попыталась собраться с мыслями. Да, я уже знала, что Урсула – кормящая мать, младенцу четыре месяца, и он – пацан крикливый. Но Урсула впервые назвала при мне его имя.
Тойво уловил мою растерянность. Подался вперед. Выкрикнул:
– Что? Не молчите!
Я замешкалась, и он вскочил, потянулся ко мне, словно собираясь схватить меня за горло.
– Что?! Вы. Знаете. О судьбе моего сына?!
– Не умею управлять грёзами, – попыталась увильнуть я. – Вдруг это простое совпадение.
– Что?.. – он почти умолял меня. – Скажите…
– Мне видится пожилой человек…
Тойво выглядел так, будто его отпустил приступ внезапной боли.
– Еще что-нибудь… – шепотом попросил он. – Еще…
– Он… – у меня вдруг перехватило горло. – Ему…
Тойво замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть слова, готовые сорваться с моего языка.
– Ему – семьдесят лет. Он – председатель Протектората Тир. Будет такая страна…
Мне изменили силы, я не могла говорить. Наверное, Вселенная не хочет, чтобы кто-то вмешивался в естественный ход событий. И затыкает мне рот. Или… у меня просто сдали нервы. С усилием я подняла голову, взглянула на Тойво.
Никогда раньше я не видела такого счастливого человека.
На третий день мне выпало сопровождать жену Тойво в ее походе за покупками. Формально это была просьба, но я не обманывалась. Изобразив беспечное согласие, я приняла предложение, от которого нельзя отказаться.
На базаре терпко пахло рыбой и съедобными водорослями. С мясом в Тире напряженка. Да, свою живность некоторые держат, но до фермерства дело не дошло. Пока мы с Урсулой сквозь толчею пробирались по рядам, я мысленно сравнивала Братство вольных моряков со здешней клоакой. Нет, я совсем не восхваляю Остров, тем более в эти старинные годы.
Остров времен Ваги: открытые ветрам поля, разбитые колесами повозок грязные дороги. Убогие лачуги крестьян и батраков. Издали крытый соломой саманный домишко – красив, но его обитатели – голодранцы.
В Вагноке центральные улицы достаточно широки, чтобы в магазины и мастерские, на первых этажах, попадало достаточно света. Деревянные, грубо размалеванные вывески. Заглянете на задний двор, увидите огороды и навозные кучи. Где-то взор порадуют яблоневые, грушевые, вишневые сады. Но, гораздо чаще на глаза лезет неприятное зрелище: курятники, сараи для телег, амбары.
Хозпостройки покрыты соломой. В саду обычно имеется кухонная пристройка. Рядом бегают свиньи, питаясь отбросами. Теперь мысленно уменьшите размеры города, ширину улиц, добавьте еще больше грязи и вони. Поместите в пейзаж видимую вдали на востоке, из любой точки города, гору – потухший вулкан Тирхольм. Получите поселение под названием Тир.
Жители его – искатели лучшей жизни. Беглецы со всего Западного края. Разных возрастов, но большинство – молодые. За три дня, проведенные мной в царстве Тойво Тона, половина встретившихся мне людей были, на вид, моложе тридцати лет. Отсюда закономерный вывод. Здесь живет не просто сброд, но сброд агрессивный. Молодежь – она такая. В ближайшие годы Тир станет источником войны, более сильным и страшным, чем Остров четверть века назад.
– Чё так смотрите, дама? – визгливый голос торговца пробудил меня от задумчивости. Но обращался он не ко мне.
– Сдачи – шестьдесят три. Вы дали сорок восемь.
– Ну, вот уж… ну, прямо… зашибиться нельзя… проворчал торговец, отсчитывая недостающие сантимы.
– Ошибиться, – поправила Урсула, возвращая продавцу блестящую новенькую монету. – Фальшивая.
Наконец, расчет закончился, и сверток с рыбным филе перекочевал в мою сумку. С каждой очередной покупкой она тяжелела. Такая моя судьба в этой эпохе: сумки на базаре за женой пирата таскать. Вроде юнги при старшем помощнике. Всё в той же матросской одежке. Широкие штаны, рубаха, полотняная курточка.
Вдобавок, мою голову прикрывала войлочная шляпа, чтобы мозги не напекло. Время за полдень, жара только усилится, и так до захода солнца. Скорей бы добраться до дома Тойво, и отдохнуть. Я же, вроде, как в гостях? Ага. В плену, честно говоря.
Урсула шагала легко и свободно, я едва поспевала за ней. На поясе ее серого платья красовался тяжелый нож в кожаных ножнах. А металлическая трость, которую она никогда не выпускала из рук, это – пневматический игломет. Вооруженной, худой, высокой женщине люди безропотно уступали дорогу.
То, что Урсула физически сильнее меня, я уже знала. Постепенно я начала подозревать, что несмотря на старообразный вид, она не только крепче, но и моложе меня! От мысли, что через несколько проведенных здесь лет, и я стану выглядеть пожилой теткой, у меня защипало в глазах. За что мне такое наказание?!
На выходе из рынка мы увидели небольшой ажиотаж. Уличный художник, за скромную плату лихо малюющий портреты всех желающих – персонаж, обычный для всех эпох. Этот парнишка вместо угольного карандаша рисовал акварельными красками. Без наброска, заметьте. У него была камера-обскура, с листом бумаги в деревянной рамке, на который проецировалось перевернутое изображение.
Зазевавшись я споткнулась. Урсула резко обернулась, поддержав меня за локоть.
– Неча по сторонам глазеть. На дураков всяких.
Ни извиняться, ни ругаться сил у меня уже не было.
Когда мы дошли до дома Тово, (то есть, Урсула дошла, а я дотащилась), услышали голоса. Тойво спорил с одним из своих сообщ… соратников. Тот с жаром доказывал:
– Надо вооружаться! Больше, лучше! А ты лихачишь, купчина выискался…
– Ты не понимаешь, Феб! Я вынужден часть добытых грошей просто раздать людям. Немного. Не сразу. Небольшими частями, что б не загуляли, не промотали, не пропили. Но вынужден! На одном энтузиазме революцию не сделать.
– Когда атакуем и разграбим Гану, каждый получит, по талантам своим! А ты развращаешь народ дармовыми подачками!
– Придурок! Я не собираюсь резать курицу, несущую золотые яйца! Всему свое время. Уймись…
– Да я… да ты…
Они бы схватились в рукопашную, не появись мы с Урсулой. Феб что-то буркнул, развернулся и ушел. Тойво пожал плечами, и приветствовал нас фальшивой улыбкой. Меня, честно говоря, начинал раздражать его показной оптимизм. Сочетавшийся временами с редкостной беспардонностью.
– Плохо выглядите, госпожа Стронг.
Назвать свою, фактически, рабыню «госпожой» – это уже верх цинизма. Я огрызнулась:
– Меня достала жара! И плохая вода. Ее разбавляют вином, для обеззараживания. Вечно хожу наполовину пьяная!
– Привыкните, – Тойво сочувственно поцокал языком. – Всё образуется. Посмотрите на нас. Не такое пережили.
Мое, долго копившееся раздражение прорвалось приступом гнева.
– Я – потомственная горожанка, а не переселенка! Сдохну раньше, чем привыкну! Вы пленили меня, чтобы задарма получить пророчество. Получили? Кушайте, на здоровье, не обляпайтесь! А меня – отпустите!
Тойво смотрел, не мигая, это он умеет – наводить жуть. Но я не сдалась. Рявкнула:
– Или – убейте! Вам, наверное, уже пора кого-то убить? Чтобы вернуть себе безмятежное состояние духа. Приступайте.
Есть вещи, которые в трезвом виде не пережить, или не сделать. Сейчас Тойво шагнет ко мне, у него это выйдет стремительно и бесшумно. А у меня – хороший удар левой. Кажется, в эти времена бокс не в почете – вот и преимущество у гостьи из будущего.
Тойво стоял, не шелохнувшись. Сказал тихо:
– Если я подойду, вы уложите меня левой. А когда соберетесь добить – Урсула вас застрелит.
Ах, да. Про женушку-то я и забыла. Она стояла в дверях, внимательная и строгая. Трость-игломет нацелена мне в грудь. Сейчас Урсула нажмет на спуск, и стальная стрела пробьет мое тело насквозь, крепко пришпилив к стенке. Не самая романтическая, и не самая легкая смерть. Зато, любящим супругам – развлечение. Может и старшенького своего позовут, полюбоваться, как я буду захлебываться кровью.
Всё равно. Мое пребывание в этом времени никаких следов в моем настоящем не оставило – я уже упоминала об этом. Значит, здесь я прожила недолго. Устало прошептала:
– Делайте, что должны.
Урсула чуть изменила прицел – линия выстрела теперь направлена мне прямо в сердце. Спасибо. Очень великодушно с вашей стороны, мадам Тон.
Тойво помедлил. И всё так же тихо спросил:
– Когда моя жена, при нас, кроила пеленки Яну, на вашем лице появилось озарение. Что это было? Вы не о кройке и шитье подумали.
Ладно, чего уж там. Лишние несколько секунд жизни не помешают. Стараясь не трястись и не заикаться, я пояснила:
– Видели, как Урсула режет ткань ножницами? Просто держит их раскрытыми, и двигает вперед.
У Тойво вырвалось:
– Да! Резак в виде стальных раскрытых лезвий на носу торпеды! Прорежет анти-торпедную сеть на раз!
Он в восторге сжимал и разжимал кулаки. Творческая личность, что ни говори. Решенная проблема приводит его в экстаз. Повернулся к Урсуле.
– Жена! Отведи нашу упрямую госпожу за сарай, и убей. Аккуратно и нежно. Не надо, чтобы мучилась. Она заслужила уважение.
Признаться, я забыла, точнее, не хотела помнить о том, как быстро главарь чистильщиков принимает решения. На миг меня будто парализовало. Как можно?! Да он же настоящий псих!!
Жесткая, грубая ладонь Урсулы легла мне на плечо. Я дернулась, Урсула быстрым, болезненным тычком парировала мое сопротивление. Я сперва рухнула на колени, потом повалилась ничком. Жуткий страх и неимоверное унижение: моя оссовская подготовка, оказывается, ни гроша не стоит. Ладно там, в моем времени я перед Сакратифом ковриком расстилалась. Так то была военизированная преступная группировка – два поколения бойцов. А здесь меня уделала простая деревенщина.
Я рыдала, пока Урсула вязала меня по рукам и ногам. Тойво культурно смылся, он весь такой занятой, ага. Мечтает о великом будущем. Грязную домашнюю работу жена делает. Эта долговязая мерзавка связала мне ноги так, что я могла ходить, делая короткие шаги. Руки мне крепко стянула за спиной. Еще и вокруг шеи веревку обмотала. Потянула, и я сама, хрипя встала; попробуй ослушаться – удавит. Так, на поводке, эта тварь меня и повела.
Наверное, то же самое думала обо мне Экселенса, когда попалась в мои нежные руки. Признаться, я с ней не особо церемонилась. Вот и не верь после этого в карму. Я ковыляла, всхлипывая и глотая слезы. Закуток за сараем был в это время в тени, показалось даже, что там веет прохладой. Значит, умру с комфортом.
– Встань здесь, – скомандовала Урсула.
Не удержав равновесия, я тяжело привалилась спиной к глиняной стене сарая. Подняла голову, глянула в голубые глаза моей убийцы.
– Не бойся. Это – быстро, – подбодрила она.
Утешила, называется. Врезала бы я этой сволочи, да увы. Свободен у меня оставался только язык. Я поспешно спросила:
– За Яном есть, кому присмотреть?
Неожиданный вопрос сбил Урсулу с толку. Она машинально ответила:
– Дани смотрит.
– Ему восемь лет, да?..
– Он…
Урсула замолчала, гадая, к чему эти мои разглагольствования. Я и раньше замечала, что Урсула – туговата на сложные раздумья. И я начала ковать железо, пока горячо.
– Он никогда не станет взрослым – не вижу его! Только Яна. А когда меня убьете, Яна некому станет видеть! Тьма поглотит его… и не останется никого.
Я выпалила эту бредятину, в надежде, что Тойво поделился с женой моим предсказанием долгой жизни младшему сыну. По загоревшемуся в глазах Урсулы интересу, я поняла, что не ошиблась.
– Неправда! Оглашенное пророчество либо неверно, либо неизбежно! – в голосе Урсулы послышались звенящие ноты. – Это следует из…
Она умолкла. Поискала взглядом, и уселась на валявшийся рядом ящик из-под консервов. Поникла в глубоком раздумье. Ее губы шевельнулись.
– Нет… Нет! Я опровергла… За эту тайну… Денизу убили вместо меня…
Она в недоумении смотрела на свои натруженные руки. Потом голова ее поникла. Мне некогда было гадать, что с ней творится. Транс? Припадок?
Доковыляв на полу-связанных ногах, я опустилась рядом с ней на колени. Извернулась, чтобы стянутыми за спиной руками вытащить из-за пояса Урсулы нож. Со второй попытки это мне удалось. Потом я лихорадочно резала им путы на запястьях. Неловко, неуклюже, больше всего боясь выронить нож. И услышала окрик:
– Что происходит?!
Изумленный Тойво переводил взгляд с меня на пребывавшую в беспамятстве супругу. К этому времени я уже освободила руки. Взмахом ножа разрезала путы на ногах. Вскочила. Сейчас этот маньяк выстрелит, ну и пусть! Умереть сражаясь – лучше, чем сдохнуть, как овца на живодёрне. Набрала в грудь воздуха, сделала шаг вперед, и опешила от удивления. Тойво не был вооружен!
Он даже не взглянул на меня, всё его внимание было приковано к жене.
– Урсула?!
– Перегрелась на солнце? – предположила я, перехватывая в руке нож поудобнее.
Урсула зевнула. Со вздохом открыла глаза. Живой блеск, который я недавно видела в них, погас.
– Устала. Пойду посплю.
Тойво помог ей встать, бережно поддерживая за талию. Комичное зрелище, при их разнице в росте. Я тем временем, осторожно отступила, держа дистанцию. Тойво обернулся ко мне.
– Прошу извинить. Погорячился. Пустить вас в расход – было ошибкой.
– Если бы вашей половинке не поплохело, сейчас бы вы извинялись перед моим трупом!
– Да, – согласился Тойво. – Неловко бы вышло. Так вы поможете мне?
Вдвоем мы сопроводили Урсулу до дома. Я по-прежнему сжимала в правой руке нож Урсулы.
– Вы решаете, как меня убить, – кротко заметил Тойво. – Чтобы все подумали, что жена меня зарезала.
Мы уложили Урсулу на топчан, в гостиной на первом этаже. Она тихо пробормотала что-то, удивительно светло улыбнулась, и сразу же заснула. Тойво заботливо прощупал ей пульс.
– Немного частит. Что между вами произошло?
– Да святая ж Дева, недотраханная!! – взорвалась я. – Вы поручили своей ведьме прикончить меня, а теперь спрашиваете, что стряслось?!
Наверное, Тойво заранее всё рассчитал. Отвлечь мое внимание, окончательно вывести из себя. И отнять нож раньше, чем я пойму, что он задумал. Он уже начал быстрое, хищное движение… и тут это случилось. Я увидела, как медленно движется рука Тойво. Нестерпимо медленно. Значит, я вошла в форс-режим, и у меня ненадолго появилось преимущество! Усталая, в жутком стрессе, я все же смогла!
Форс-режим, кстати, не делает ваши мышцы сильнее, а движения более быстрыми. Просто вы начинаете раньше реагировать на угрозы. Нервная система воспринимает происходящее в ускоренном темпе. При этом ваши собственные действия вам кажутся такими же медленными, как и движения противника,
Выполняя маневр уклонения, я поняла, что не удержусь на ногах. Что ж, так тому и быть. Медленно и плавно я повалилась на пол, нелепо задрав ноги. О них и споткнулся героический Тойво. Так же изящно и неторопливо он перелетел через меня. И пока он, аки ангел, парил надо мной, я острием ножа разрезала ремень на его брюках.
«Великий чистильщик Мира», кажется такой титул пророчили чокнутому революционеру, шумно грохнулся на пол. Попытался вскочить, и шлепнулся снова, запутавшись ногами в штанинах. Ага! События снова шли с нормальной скоростью, а я вся была мокрая от пота. К вечеру буду лежать пластом – такая для меня цена нескольких секунд форс-режима. Покуда есть силы, надо заканчивать. Я обратила гневный взор на «великого и ужасного». Пригрозила:
– Сейчас свистну Феба. Вы сами учили меня пользоваться эстафетой. Да что там, всех позову! Пусть любуются вашей голой задницей.
– Сдаюсь… – простонал Тойво, увидев, как я дотронулась до стоявшей в углу двухметровой, тонкой трубы, расширявшейся на конце.
Горн эстафеты. Не металлический, сделан из какого-то хитрого композита. Если дуть в эту штуку, получается низкий, долгий, вибрирующий звук. Код простой, я помнила его наизусть. Сам великий вождь преподал мне эту науку, так жаждал произвести впечатление. Теперь ему грозил публичный позор. В примитивных сообществах это хуже смерти.
– Сдаюсь! – повторил Тойво. – Я был слеп и наивен. Полностью вас недооценил. Решил, что выжал с вас достаточно, и на большее вы не сгодитесь.
– Теперь, тем более, на вас работать не буду! – прорычала я.
– И не надо! Возвращайтесь к Ваге. Играйте в свою игру. А я сыграю в свою. Два пути к одной цели! Мы изменим Мир!
Эти демагогию он произнес, уже поднявшись с пола, и горделиво приосанившись. Одну руку простер вдаль, словно провидел будущее, а другой поддерживал спадающие штаны. Хотел сказать что-то еще… Усмехнулся. Спросил:
– Дураком выгляжу?
– Патетичным не по моменту. Дурак бы не построил Тир, и не дал бы так здорово просраться Ваге.
Урсула заворочалась на топчане, зевнула:
– Идите базарить на улицу. Я спать хочу.
Вечером того же дня, в грязном, шумном, захламленном порту Тира я расставалась с Тойво и Урсулой.
– Дней двенадцать пути. Этот барк доставит вас в Вагнок. Желаю удачи, – молвил Тойво. В его глазах я больше не видела пугающего хищного блеска.
– Вам тоже процветать, – дипломатично ответила я.
А Тойво добавил:
– Ценю ваше благородное обращение со мной. Могли бы запросто… Значит… вы в меня верите!
И тут словно чёрт потянул меня за язык.
– У вас – два года или около того. Западный край Мира содрогнется перед Великим чистильщиком. Потом наступит развилка: или пан, или пропал. Как монетку подбросить.
Тойво нахмурился:
– Понял. Мое личное будущее – темно. Я знаю, госпожа Стронг: в прежней жизни вы были не столько телохранителем, сколько вещуньей. И накассандрили такого, что не понравилось вашим хозяевам. Я – поступлю иначе. Не казню гонца, принесшего плохие вести. Спасибо, что предупредили. Подброшу монетку, и пусть падает какой угодно стороной. Прощайте, госпожа Стронг.
Он отошел в сторонку, дав мне попрощаться с Урсулой – деликатный сукин сын. Я пожала жесткую ладонь Урсулы. Она первой нарушила молчание.
– Между нами произошло что-то плохое. Не обижайтесь. У меня бывают заскоки. Я рада, что не причинила вам вреда.
– Я тоже рада. Против вас трудно выстоять, – честно призналась я, – и неожиданно для себя, спросила: – Вы давно потеряли память? Что самое раннее помните?
– Цепи. Ошейник. Тойво… – она помолчала, и добавила: – Мне кажется… что я была всегда…
На том я и рассталась с парочкой буревестников – другого сравнения не подберу. Плаванье оказалось довольно спокойным. Экипажу маленького суденышка меня представили, как «наш человек в Вагноке». Обращались со мной уважительно, даже дружески.
И Тойво почти не ошибся в прогнозе! Хотя ветер не всегда был попутным, но я оказалась в Вагноке всего через две недели. Вместо обещанной дюжины дней. Не сильно большое опоздание, когда, по-правде, тебя никто и не ждет.
21 июля 1325 года. Сразу с пристани Вагнока я отправилась в отделение Банка Магистрата. Назвала очень романтичный пароль: «буря грядёт», и получила обещанные Тойво гроши. Пятьсот реалов. Столько же, сколько мне однажды даровал Вага. Теперь с полным правом могу считаться двойным агентом, ха-ха. Ни на что непригодна, кроме как быть шпионкой во все времена.
Итак, в очередной раз разбогатев, я сняла комнату в гостином доме в центре Вагнока. Отдохнуть, отоспаться, отъесться за все дни утомительно-скучного плавания. Ага, вот и в дверь стучат осторожно, наверное, обед принесли. Кухня здесь хорошая, все хвалят.
– Войдите! – откликнулась я.
Дверь с легким скрипом приоткрылась. В образовавшийся проем просунулась длинная рыжая челка. Затем показалась вся зеленоглазая, конопатая рожица. Улыбаясь до ушей, Тонка выпалила:
– Госпожа Стронг! Вам письмо от Первого адмирала!
Почерк ровный и твердый, не скажешь, что написавшему эти строки стукнуло шестьдесят два года. И что чуть больше месяца назад он был серьезно ранен.
В очень любезных выражениях Вага сообщал, что рад моему возвращению. Все в Гнезде рады. И ждут, не дождутся принять обратно в свои ряды блудную дочь. Это я уже присочинила. В общем, еще одна баба под боком главе Острова не помешает. Так я поняла расточаемые в мой адрес комплименты. И хотя в письме ни разу не упоминался Тойво Тон, я знала, что Первому адмиралу и его суровой сестрице не терпится узнать новости об их злейшем враге.
– Меня-таки ждут? И когда конкретно? – осторожно спросила я.
Тут в дверь снова постучали, и это уже точно оказался обед. Водружая объемистый поднос на стол, я предложила:
– Разделишь со мной трапезу, рыжеволосое чудо?
– За-а-апросто! – взвизгнула Тонка, потирая ладони. – А вы здорово смотритесь в моряцком прикиде!
Столовые приборы мы поделили по сестрински. Ей ложка, мне вилка. Суп был подан в глубоких чашках, его мы просто выпили. Вдвоем расправившись с бифштексом и жареной картошкой, принялись за фрукты и компот.
– А вино не заказывали? – как бы невзначай поинтересовалась Тонка.
– Тебе рано в пьянчужку превращаться! Или… ты уже квасишь?
– Мне в Гнезде не разрешают… – жалобно протянула Тонка. – А я – взрослая. Меня сватать можно.
Да уж. В эти стародавние времена ранние браки – не редкость. Тонку корить не за что. Но воспитательный момент всё же необходим.
– Разумеется, можно. Но кого больше хочется мужчине? Крепкую молодую девчонку, или пьяное чмо, с красным носом и дрожащими руками?
Тонка молча уставилась в тарелку. Потом подобрала руками со сковородки остатки картошки, и съела. Вытерла губы тыльной стороной ладони. Заявила:
– Не-а. Не дрожат. И я не буду выпивать, пока вы не разрешите.
– Я ничего тебе не запрещаю, Тонка. Иногда приходится в плохую воду добавлять вино, чтобы не заболеть. Так поступают в Тире. Просто, всё хорошо в меру.
– Ой, вы расскажете про Тир? – встрепенулась Тонка.
– Обязательно. Но, как отнесутся в Гнезде к моему… хм, неположенному женщине наряду?
– Ой, да всё приготовлено! Вы пройдете с заднего хода к себе, переоденетесь. И здесь же никто к вам не цеплялся?
– Меня приняли за иностранку из Ганы. Здесь, когда даешь в залог золотую монету, всем плевать, как ты одета. Это в Гнезде – старорежимные порядки.
Тонка хихикнула.
– Я выстираю вашу морскую одежду и сохраню. Вдруг вам надоедят старо… зарезанные порядки, и вы снова захотите свободы.
В вестибюле я сказала портье, что съезжаю, и залог пусть оставят себе. Он сделал пометку в книге посетителей.
– С нынешнего числа, в течение года, госпожа, всегда получите у нас номер, в счет залога.
Я кивнула. Вот это бронь! Год всего за пятьдесят реалов. Есть своя прелесть в этих диких временах.
На выходе нас дожидался экипаж. Вы когда-нибудь видели большой трехколесный велосипед с местами для водителя и двух пассажиров? Не видели. Ну, и хватит смеяться.
Я читала, еще в детстве, про рикш в Норденке. Какое-то время они даже конкурировали с паровыми трамваями. Человек впрягается в коляску и везет. А здесь он сидит и крутит педали. Не знаю, где КПД выше, но колесный транспорт на Острове мне показался более демократичным.
Разгон у этого, с позволения сказать, такси – медленный. А потом едет ходко. Понятия не имею, как устроена коробка передач, и что в ней надо усовершенствовать. Впервые мне пришло в голову, что человек из будущего не сможет в прошлом предложить ничего толкового. Ну, расскажу я об электрической лампочке, или моторе внутреннего сгорания. И что? Я Ваге про торпеды объяснила лишь в общих чертах. И то потому, что когда-то спала с мужиком, который в них разбирался.
Мы проехали через площадь, мимо Ратуши и свернули в проулок, ведущий к Адмиралтейской. Водитель нашей трехколесной кобылы предупредил:
– Извиняюсь. Просьба не пугаться…
Он перестал крутить педали, а велоколяска продолжала ехать всё быстрее! Тут я поняла, в чем дело. Мостовая выглядела совершенно ровной, но это был оптический обман. Небольшой, но протяженный уклон сменялся таким же плавным подъемом. Мы здорово разогнались, и поехали, по инерции, наверх. А новый горизонтальный участок дороги оказался ниже того, с которого мы начинали спуск. И таких «застывших волн» на нашем пути встретилось еще две, каждая ниже предыдущих. Наша скорость все возрастала.
– Уау-у! – восторженно завопила Тонка. – Вэйфи! Люблю это место!
К моему удивлению, с нами поравнялся пацан лет десяти на примитивном самокате: доска, два колеса и рулевая стойка. Как только эта деревянная самоделка не разваливалась на ходу? Парнишка сделал неприличный жест.
Наш возница с руганью погрозил ему кулаком:
– Придурок! Дождешься, что тебя вздернут, как того…
Нахал скорчил рожу и показал язык, но вскоре, на очередном подъеме, отстал.
– За глупые рожи уже вешать начали? – поинтересовалась я.
– За наезд на пешеходов, – пояснила Тонка.
Перед нами открылась прямая и широкая Адмиралтейская улица. Мы неслись стремительно на одной инерции, и через десять минут остановились у станции фуникулера. Здесь владелец трехколески с нами распрощался – его труд был оплачен заранее.
Вскоре с вершины утеса по рельсам к нам спустился вагончик. Простая конструкция: платформа с колесными парами, на ней деревянные бортики, крыша на столбиках. Дизайн так себе, но сработано на совесть.
Наклон трассы примерно тридцать градусов, поэтому стоять на полу вагона затруднительно. Хватаясь за поручни я добралась до пассажирского ложа. Неуклюже плюхнулась в него. Словно космонавт – ноги выше головы. Выскажи я вслух такое сравнение – никто не поймет. Повернула голову, встретила веселый взгляд Тонки.
– Готовы, госпожа?
– Поехали… – просипела я.
Тонка потянула на себя странной формы рычаг. Тихий, постоянный шум, слышимый из-под пола, перешел в рокот.
Когда начался подъем, я подумала, слава богу, эта штука едет ровно, без сюрпризов. И не удержалась от вопроса:
– Тонка! Ты, что, на пилота выучилась, пока меня не было?,
Тонка удивленно подняла брови.
– Чего? Ах, да, поняла… Это никак не называется. Тут написано: «подъем-спуск». А рукоятки у каждого сиденья – стопоры. Видели: между рельсами – зубчатая рейка? За нее цепляет.
– И… аварий не бывает?
– Говорят, пять лет назад команда охранников навернулась на спуске. Шесть человек. Шли с перегрузом, и снятым тросом – с ветерком прокатиться хотели. Вагон слетел с рельсов, ужас, что было. Осмотр показал, что стопор врубили, но слишком поздно.
Под этот веселый рассказ мы ехали к Гнезду. На девяти десятых пути рокот под полом затих. Как я поняла, маховик полностью отдал энергию, запасенную при спуске. Лязгнул, натягиваясь, стальной трос. И дальше нас тащила паровая лебедка, установленная наверху. Здравствуй, средоточие власти и обитель интриг!
Ах, эти знакомые стёжки-дорожки! И монументальный трехэтажный домище, скромно именуемый Гнездом. Его еще дворцом называют, дело вкуса, конечно. Миновав парадный вход, мы с Тонкой юркнули в малозаметную узкую дверь.
И вскоре, чувствуя себя раскаявшейся блудницей, я вошла в свою комнату на втором этаже. Все было, как прежде, чисто, уютно. Даже показалось, что комната выглядит изысканнее. Что-то добавилось в ее убранстве. Мои личные вещи оказались на месте, включая девять золотых монет. Я прибавила к ним еще десять от Тойво. Богатею, чёрт возьми. Это, если забыть, что в моем времени я – мультимиллионер. Впрочем, о прошлой жизни и правда, лучше забыть. Здесь у меня другие заботы.
Я отдала Тонке грязную, пропахшую потом одежду. Вымылась под душем, надела уже привычное мне, подаренное Пини оранжевое кимоно. Упала ничком на постель, и расплакалась. Не ведаю, сколько времени так валялась, распуская нюни. Непорядок.
В своем времени я – человек влиятельный и жесткий. У меня Экселенса по струнке ходит, а она, какой-никакой, пусть временный, но властелин Мира. А здесь… прости господи… какое я жалкое, истеричное чмо! На ровном месте сорвалась на Тойво, и этот псих меня чуть не убил… костлявыми руками своей сумасшедшей женушки. Наверное, и в Гнезде меня ждут неприятности… Зачем вернулась? А не вернись, приволокли бы силой, как ту же Энид, например. В отличие от нее, у меня никогда бы не хватило духу поднять руку на Вагу.
Немного успокоившись, я раскрыла многострадальный дневник, и записала очередные похождения. Это заняло много времени, за окнами уже начало темнеть. И тогда Первый адмирал Острова осторожно постучал в мою дверь…
Я впустила его, он поздравил меня с благополучным возвращением. Признался, что не чаял больше увидеть меня живой. И рад, что опасения оказались напрасными. Я в ответ разразилась жалобами на жаркий климат Тира, плохую воду, однообразную пищу из овощей и морепродуктов. И нудный путь домой, под солнцем, ветром, солеными брызгами моря.
Вага с улыбкой подвел меня большому настенному зеркалу, обрамленному начавшими светиться маленькими флуорлампами. Раньше его здесь не было. В нем отражалась моя опечаленная особа. Первое, что бросилось в глаза: я похудела! Не так, чтобы очень, но рожа из круглой стала приятно овальной. А затянутый пояс кимоно показывал, что в моей фигуре образовался некоторый намек на талию.
Вага бережно положил свои большие ладони мне на плечи.
– У людей разные пути. Вы идете своим, и пусть удача всегда сопутствует вам.
– Пока что… не очень она себя проявляет… – промямлила я.
Вага усмехнулся.
– Госпожа Стронг! А посмотрите, какой у вас хороший цвет лица!
Ночь за окном. Флуорлампы погасли. Обо взошла и на полу виден прямоугольник лунного света. Потому что я забыла задернуть шторы. Пусть. Кто и откуда сможет заглянуть в окно второго этажа?
Властелин Острова лежит на широкой кровати рядом со мной. Его волосатая грудь мерно вздымается в такт спокойному дыханию. Вага спит, утомленный любовью. Для своих лет он вполне еще в силе. У меня давно не было мужчины, теперь я довольна.
Глаза смыкаются, я тоже погружаюсь в сон. Вижу небо, вижу море с высоты птичьего полета, вижу бороздящие его парусные суда. У них разные пути, они сплетаются, и расходятся вновь. Вижу, как корабль идет по морю, оставляя ровный кильватерный след. Потом он изгибается, и всё дальше отклоняется от прежнего направления. Что тому причиной? Кто изменил курс?
Это сделала я?
|
|