| |
Венедикт Ли. Цветок на заре. Часть I. Кассандра
5. СТАРЫЕ ОБЫЧАИ
На четвертый день я почувствовала себя, словно в тюрьме. Ладно, это я так, для красного словца… Просто стало тягостно. Пини своим внимание меня не оставляла, а Бренда, к счастью, словно забыла обо мне.
– Снова грустите, – заметила Пини, когда мы вместе обедали в «моей» комнате. Это была инициатива Пини, она заметила, что одиночество мне в тягость. Тонко чувствующая и добрая девушка – дочь стареющего пиратского главаря.
– Моя жизнь пошла наперекосяк, – призналась я. – И я не знаю, что мне делать. Куда приткнуться, здесь, в малознакомом городе.
– Вас никто не гонит, – промолвила Пини, но как-то без энтузиазма. И добавила: – Мне с вами очень интересно.
– Гость должен уходить, когда его еще просят остаться, – изрекла я прописную истину. И с удивлением заметила, что для Пини эта сентенция очень даже внове. Все-таки, за семьдесят лет появились, то есть, появятся новые афоризмы. И отомрут некоторые старые. Вы когда-нибудь слышали выражение: «какая невеста не пёрднет в первую брачную ночь?» Вот и я не слышала. И не понимаю, что в нем смешного. А здесь это расхожая шутка.
– И куда же вы пойдете? – вдруг спросила Пини. И покраснела. Испугалась, наверное, что я решу, будто она шпионит за мной по поручению своей вредной тетушки.
– Можно ли в городе снять приличное жилье, и не привлечь к себе внимания? Я плохо знаю местные цены.
– Денег, которые подарил вам отец, хватит на год.
Я чуть не присвистнула от удивления. На пятьсот реалов, на этот столбик из десяти монет, можно прожить год?!
– Я знаю хороший гостиный дом, – продолжила Пини. – Но вам нужна одежда, в которой вы не будете бросаться в глаза. Ваши ганские шмотки здесь не подойдут. За них в тюрьму можно попасть.
Я чуть не подавилась вареником с вишнями. Переведя дух, осторожно спросила:
– А в чем заключается преступность моей одежды?
– Ваша юбка аж на три пальца выше колена! И пуговки на блузке можно расстегнуть так, что сиси вывалятся. А куртка… где ж это видано? Это больше пристало мужчине!
– То есть, в короткой юбке, декольтированной блузе, и мужской куртке на плечах – такая женщина выглядит, как распоследняя шлюха? – полюбопытствовала я.
Пини сидела, опустив голову. У нее покраснело не только лицо, но и шея.
– А ваш отец не боится, что незваная гостья ненароком развратит его дочь? И его чадо тоже вырядится в короткую юбку, а потом заголит и другие части тела? Это – ужас, как грешно, а то, что два дня назад мы с тобой напились до поросячьего визга – это норма? Ты не могла двух слов связать, а я брякнулась без чувств в момент, когда рыжий прохиндей вручал мне награду.
Пини, против воли, хихикнула, а потом и вовсе захохотала. Отсмеявшись, согласилась:
– Я не осуждаю порядки в Гане. Доведись там гостить, тоже буду носить вольные одежды. Но здесь… пока так. Вы же сами не хотите засветиться, разве нет?
И вот, впервые за четыре невыносимо долгих дня, я – на свободе! Бдительная Пини сопровождает меня, и я этому рада. Потому что не узнаю… не знаю города!
Он – малоэтажный. Самые высокие здания не выше четырех этажей. И таковых очень мало. Одно и двухэтажных – поровну. А самое высокое здание Вагнока – Белая церковь. Ее серебристый купол виден издалека.
Мы идем по улице, мощеной серым камнем. Кладка плотная, ремонта долго еще не потребует. Премся прямо по мостовой, отходя к узкому тротуару, когда заслышим скрип тележных колес. Тягловые стиксы рысью не бегают, шагают тихо и мирно. Эдакие саблезубые котяры, двести кило весом. Скосит такой на тебя взгляд, улыбнется, обнажив длинные белые клыки, и дальше пойдет, таща за собой громыхающую повозку. Эх, милая старина, я виду тебя воочию! Словно сказочный сон.
И одежка на мне подстать. Бежевое платье, чуть ли не до пят, с глухим воротом. Впрочем, тонкая ткань хорошо пропускает воздух, и мне не жарко. Да и день уже пошел к вечеру, окрасив облачные острова в небе в рыжеватый цвет.
Наряд Пини похож на мой, только платье серое, с серебряной искрой. Дочь Великого Ваги выглядит хмурой, в ее плохом настроении виновата я. Черт меня дернул вякнуть, что брючный костюм – гораздо удобней. Глаза Пини наполнились ужасом и слезами. Она ничего не ответила мне, подозреваю, что бедняжка на некоторое время лишилась дара речи. Наверное, я кажусь ей существом, погрязшим в бездне порока. Меня это забавляет.
Теплый воздух пахнет дорожной пылью, и цветами – во дворах многих домов разбиты клумбы, а то и целые палисадники. Идиллия. Я дышу полной грудью, шаг мой тверд. Сапожки из тонкой замши хорошо пришлись по ноге – забота Пини. Платье мне она нашла среди дворцовых запасов, а сапожки подарила свои. Кстати, я не подхалимничаю, называя Гнездо Ваги дворцом. Три этажа, мощная каменная кладка, богатое внутреннее убранство. В наше время это была бы престижная гостиница в ретро-стиле. Вот только обосноваться в ней мне не дадут.
– Самый лучший постоялый двор, – Пини показала на двухэтажное здание.
Грубая кирпичная кладка этого архитектурного недоразумения подсказала мне, что в глазах Пини мой престиж близок к нулю.
Чем ближе мы подходили к неказистому сооружению, тем больше мной овладевало чувство дежавю. Я где-то уже видела эти кривоватые стены, и окна с мутными стеклами.
Мы вошли в широко открытую дверь. Полумрак холла едва рассеивал свет свечи, стоявшей на конторке, Толстый лысоватый мужик вышел нам навстречу. Брюки лоснятся на коленях, жилет в пятнах. Да уж, видно, как он тут процветает.
– Милости просим, уважаемые госпожи! Милости просим…
– Моей подруга здесь проездом. Собирается пожить в городе недельку-другую… – начала Пини. Я помалкивала, охваченая испугом и недоумением. Внутреннее убранство этого прибежища для недотеп тоже казалось мне знакомым! От мебели, до приторно-вежливого хозяина заведения. Он как раз говорил:
– Безусловно! Без сомнения! Как это чудесно и замечательно, что вы пришли! Здесь ваша подруга найдет всё необходимое для достойного времяпрепровождения…
И тут его слова прервал чей-то пронзительный вопль.
По деревянной лестнице спускались трое. Точнее, двое лакеев – старый и молодой, волокли третью. Визжащую и дико орущую девчонку лет двенадцати. Тощая, с мышиным личиком, и огненно рыжая, она отчаянно брыкалась, силясь освободиться от крепкой хватки мужчин.
– Поймали! – торжествующе крикнул молодой. – Поймали воровку! С поличным!
Старик только пыхтел, пытаясь зажать девочке рот ладонью, потом глухо вскрикнул, будучи укушен за палец. Замечательный образчик непрофессионализма. Кто ж так задерживает правонарушителей? Будь я на месте той рыжей и в ее возрасте, то эти двое легли бы у меня на месте. С отбитыми яйцами.
Старик вновь вскрикнул, выпустил девчонку, и согнулся, держась обеими руками за причинное место. Ага, соплячка-то молодец! Тем временем, старый лакей, не удержавшись на ногах, кубарем скатился по лестнице. И с криком распростерся на полу. Его стенания заглушил вскрик и ругань молодого.
– Ах, ты сучка недоёбаная! – рычал он. – Да я тебя сам загрызу!!
Его левая рука окрасилась кровью – у рыжей бестии оказались острые зубки. Воспользовавшись моментом, она быстро присела, высвободившись от захвата. И тоже закувыркалась по лестнице. Только это было не случайное падение, а настоящий цирковой трюк. Скатившись к подножию лестницы девчонка легко вскочила на ноги, и бросилась бежать. Я успела подумать, что зеленое платье горничной очень идет к разметавшимся в беспорядке огненно-рыжим волосам.
Пини, до этого момента стоявшая неподвижно, как статуя, теперь будто очнулась от транса. И небрежным движением поставила девочке подножку. Беглянка рухнула плашмя на пороге, не успев сделать к свободе последнего, решающего шага. Пини аккуратно наступила ей на спину, не давая подняться вновь.
Хозяин этого шумного заведения, тем временем дергал шнур колокольчика, и пронзительно вопил:
– Охрана! Охрана!!
Лестница заскрипела под тяжелыми шагами. Мужик, здоровенный, вислоусый, неторопливо спросил:
– И шо за шум случился? Стибрили што?
Молодой заговорил торопливо:
– Вот! Вот что у нее в карманах нашли! – На его ладони лежали несколько медных и одна серебряная монета.
А старик, с усилием полнявшись на ноги, проворчал:
– Полгода уж будет, как гроши из кассы пропадают…
Девочка, пригвожденная к полу карающей стопой Пини, тихо плакала.
– И что теперь? – спросила я.
Пини пальцем нарисовала в воздухе веревку с петлей. Я опешила.
– Постой-ка… За пару медных грошей… убить человека, ребенка… Это, случайно, не перебор?
– Я и так стоЮ, – холодно ответила Пини. – А если прощать мелочи, то и до большого дойдет. Государство просто развалится.
В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Если тут дают высшую меру за кражу пучка морковки, то так тому и быть. Не мое это дело – проповедовать гуманизм в патриархальном обществе.
– Развала допускать нельзя, – согласилась я. – Должен быть один порядок для всех.
– Вот именно, – смягчилась Пини. – Никаких исключений.
Я подумала, что моего Рикки за его шалости здесь убили бы уже много раз… И мне захотелось врезать Пини от души, прямо в ее невинное личико.
Вислоусый мужик подошел, сделал Пини знак, мол, сам теперь разберусь. Поднял девочку на ноги. Спросил мягко:
– Тебе руки связать, или будешь вести себя правильно? Без фокусов, а?
Она молча кивнула. В ее взгляде застыло отчаяние.
– Не бойся, сделаю быстро. На том фонаре подойдет?
Он показал через открытую дверь. Чёрт возьми, да это в самом деле – лучшее заведение в городе! Полный набор услуг.
– В лучах заката, стройная, рыженькая. Будет красиво, – сказала я.
– О то ж, правильно понимаете, барышня. Образованная, породу сразу видно.
– Правильно будет, если мы – не ошиблись. Девчонка-то ни копейки не крала.
Он вздрогнул от неожиданности, его длинные усы печально обвисли.
– Чево таково нараспридумали? Два свидетеля. Да и вы с подружкой видали упорное противление…
– Сопротивление – не признак вины. Это – отдельная вина, бывает. А тут девочка решила, что ее хотят изнасиловать.
– Да ну, как это? И гроши украденные все видели.
Я вынула из потайного кармана платья золотую монетку в пятьдесят реалов.
– Вы эти деньги видите? Можно ли, из того, что вы их видите, сделать вывод, что я их украла?
Похоже, это рассуждение оказалось новым не только для длинноусого охранника, по совместительству – судьи и палача. Хозяин и два его лакея тоже растерялись. Наконец, молодой нашел возражение:
– Они нашлись у нее в кармане фартука. Педро – свидетель, – он показал на старика, тот молча кивнул.
– Это – не я. Мне их подбросили… – заканючила девчонка.
А я строго продолжила:
– Ты или не ты – разберемся. Где остальные деньги? Я слышала: кражи продолжались полгода. Это – внушительная сумма. Где они все? Их нашли?
Общее молчание дало понять, что нет. Не нашли. И я решилась.
– Именем Марии-девы безгрешной, к ее небесному отцу обращаюсь! Дай мне силы и дар провиденья, чтобы найти виновного!
Я выдала сию тираду с каменно спокойной мордой, сделав знак двуперстия, обращенный к небесам. В данном случае, к высокому, покрытому паутиной потолку.
– Вам виднее, барышня… – согласился вислоусый. – Воля ваша. Аль ошибетесь… и с ней вдвоем вечер ясный украшать будете.
– Не ошибусь, – уверенно заявила я, но на душе у меня кошки скребли.
– Тады действуйте.
– Какой у вас штат? – спросила я хозяина.
Он недоуменно вылупился на меня.
– Людей у тебя сколько служит?! – рявкнула я.
– Т-т-тринадцать…
– С тобой или без тебя?
– Ээ-э-м-м… без…
Он мучительно долго вычитал в уме четыре из тринадцати. Потом взял колотушку и подошел к висящему на цепях темному от времени бронзовому диску. Сейчас начнет выбивать на гонге поочередно вызовы к каждому из девяти отсутствующих.
– А сигнал общего вызова у тебя есть?
– Ох, да… конечно…
Бамм-м-м… Ба-ба-бамм-м-м…
Тягучий звон поднялся к потолку и полетел вдаль. Крепко засвербело в ушах. Без сомнения, этот мерзкий звук слышали сейчас во всех закоулках «лучшего в округе гостиного дома». Через пару минут передо мной выстроился весь «личный состав». В эту шеренгу я впихнула и девчонку, и хозяина, и двоих лакеев-свидетелей, и богатыря-охранника.
– Порядок прежде всего! В испытании участвуют все! Никаких исключений!
Пини нахмурилась, недовольная тем, что я использую ее недавний аргумент. А может, боялась, что моя авантюра добром не кончится. Я прошептала:
– Ты слышала. Без исключений.
Пини, красная от негодования, встала вместе со всеми.
Я взяла с конторки подсвечник с горящей свечой. Подошла к гонгу.
– Дай мне силы, Господь всеведущий!
Я водила свечу кругами, старая бронза практически не отражала свет. Надолго затягивать эту комедию нельзя. Коснулась ладонью глади металла. Обернулась к испытуемым, в тревоге ожидающим чего-то неведомого и страшного. И, с наглым видом, руки за спиной, морда – ящиком, скомандовала:
– Подходить по одному! Касаться гонга рукой, как это сделала я, и возвращаться на место. Гонг зазвенит сам собой, когда его коснется виновный! НАЧАЛИ!
По одному подходили, со страхом касались, и с облегчением шли обратно. Напряжение возрастало. Последним коснулся гонга сам хозяин заведения. На его лице появилась умылка… Потому что гонг так и не издал за все время ни звука! Всеобщая тишина готова была разразиться взрывом хохота. И тут я заорала:
– РУКИ ВВЕРХ!! ПОКАЖИТЕ ЛАДОНИ!!!
И сама вскинула руки, ладонями вперед. Подкрепив словесную команду действием. Девяносто процентов людей идиоты, и к тому же, бараны. Мой приказ выполнили мгновенно и беспрекословно. И я рявкнула:
– Ты, молодой! Иди сюда! У тебя одного чистые руки, ни следа копоти – ты не касался гонга, боясь, что он зазвенит!
И решительно показала на молодого лакея, якобы свидетеля воровства.
– Ты подбросил девочке монеты, чтобы отвести от себя подозрения! Ты – вор, и я знаю, зачем тебе много денег!
– На орху тратил, не иначе… Скока любителей чёртова зелья развелось, жуть, – ухмыльнулся охранник. – Нут-ка, малой, оборотись, вязать тебя буду. А вы, барышня – сметливая, такую шутку провернуть. Вам бы в охране работать… кабы баб туда брали.
Это следовало понимать, как комплимент, и я вежливо улыбнулась. Схватила Пини за рукав.
– Нам пора. В этом доме нам больше не рады.
И мы поспешили убраться вон. Позади нас слышались возня, грозные окрики: «А ну, не балуй! Вот тебе, вот тебе!» И вой хозяина:
– Стойте! Стойте! Не надо! Отпустите его! Это мой сын!!
Солнце стояло совсем низко, когда мы подошли к станции фуникулера.
– Парень тайком заимствовал у папаши ключи от сейфа, – сказала я. – Всё банально просто.
Пини долго молчала. А когда заговорила, в ее голосе отчетливо слышался гнев.
– Вы, госпожа Стронг, недавно изволили обращаться ко мне на «ты»...
Как же, как же. Вместо досады на собственную недогадливость, Пини срывает злость на мне. Я мысленно усмехнулась, а вслух почтительно извинилась.
– Крайне сожалею, госпожа Картиг. Того требовали обстоятельства. Но, если хотите, можете, в свою очередь, обращаться ко мне на «ты», и называть по имени.
Пини еще немножко на меня подулась, потом тихо рассмеялась.
– Понятно, почему вам не очень нравится ваше имя. Наверное, раньше нравилось, а потом…
Ее рассуждение мне было неприятно, и я отмолчалась, с нейтральной улыбкой. А Пини продолжила:
– …Когда начали строить Великий путь…
Что ж, не совсем в точку, но подоплека угадана верно.
– …Вам это созвучие показалось…
– Глупым, – пояснила я. – Я – не рельса, и не железная дорога.
– Ну… Вы – крепкая телом, прямая характером… Простите. Мне кажется… этого конечно, быть не может… что вы – человек военный.
И что было мне отвечать? Так, чтобы не казаться лгуньей этой чуткой девушке?
– Родись я на полвека позже, – так бы и было. – Я пожала плечами. А нынче… с моим характером лучше не слишком часто лезть на рожон. Я жалею о случившемся.
– Сегодня вы содействовали порядку, – возразила Пини. – Отец говорит: наше государство должно быть таким, чтобы девственница с блюдом золотых монет прошла его из конца в конец, не попав ни в какие неприятности. Пока до этого далеко… И, что будет с девочкой? Я была так несправедлива к ней…
– Пока что она в порядке. И совсем близко. Идет за нами.
Я обернулась, и самым дружелюбным тоном позвала:
– Принцесса, покажись! Мы не кусаемся.
И она явилась нам из гущи миусса, росшего вдоль поднимавшейся вверх тропы.
В том же зеленом платье, босая. В рыжей шевелюре застряли мелкие листочки кустарника.
– Сбежала? – полюбопытствовала Пини.
– Уволилась. Сказала им, что все они дураки и не лечатся. Одна я – умная, в зеленом платье стою красивая. После этого меня сразу вышвырнули.
– А обувь где?
– Имущество заведения.
– А платье как же?
– Выходное пособие. Я пригрозила, что уйду голой, и все узнают, какие тут порядки. Бьют, топчут ногами, и выпинывают вон в чем мать родила. На меня наорали всякими словами, и показали на дверь. А вы – возьмете меня к себе?
Я обернулась к Пини.
– Если в бюджете Гнезда не предусмотрены вакансии, то я сама смогу оплачивать труд служанки. Деньги, спасибо твоему уважаемому отцу, у меня есть.
Пини не замедлила с ответом.
– Рыжеволосая принцесса, ты принята на работу в Гнездо. Чисто для порядка, скажи нам, наконец, свое имя.
Девчонка радостно засмеялась.
– Спасибо. Буду стараться. Может, я – та самая девственница, чтобы носить ваши золотые блюда. Я – Тонка.
Она смутилась, сообразив, что у нее спрашивают полное имя, и торопливо добавила:
– Антония. Меня зовут Антония Аркато.
О, господи! У меня чуть не подкосились ноги. Мне знакомо это имя! Из совершенно секретного документа моего времени. Пройдут годы. Рыжеволосая сирота превратится в красивую, умную женщину. У нее будет множество поклонников, но одному из них повезет больше других. Тонка подарит ему больше, чем просто любовь. Незаметно, ненавязчиво, она вселит в робкого, закомплексованного парня веру в себя.
И, тем самым, в корне изменит не только его жизнь.
А еще милллионов и миллионов людей.
|
|