| |
Венедикт Ли "Гроза над Миром". Часть 1. Авантюристка
16. "ЧТОБЫ ПОМНИЛИ"
Ночь выжимала на землю грязные тряпки туч. Астарта осталась позади, простреливаемая огнем с моря, давно покинутая жителями, а теперь и защитниками. Дома с дырами выбитых окон, груды кирпичей, обугленные стволы деревьев на улицах. Несостоявшаяся северная столица Острова.
Арни обладал редкостным ночным зрением и шел впереди, хотя это было глупо. Больше шансов словить шальную пулю или неслышную стрелу игломета. Впрочем, тьма стояла кромешная. Их не заметят, пока не столкнутся нос к носу. Парням заранее велел в случае чего – драться молча. Но Бог сегодня был на его стороне, наслав ненастье.
С суши Астарту блокировали силы Джено, состоящие, в основном, из вчерашних чистильщиков. Но Джено, как докладывала разведка, и показывали немногочисленные пленные, отбыл в Вагнок. И сейчас не хватало его влияния побудить ветеранов Тира к решительной атаке на Астарту. Будь жив Тойво Тон – всё бы сложилось многократно хуже. Хотя – куда уж?
Мысли Арни вернулись к Наоми. Как он ждал тогда! Изголодавшийся после долгой разлуки, непривычный к ласкам ни одной женщины, кроме нее – буквально сходил с ума, считая дни до прихода «Громовержца». В последнем письме своем Наоми призналась, что смертельно устала от взятой на себя роли и с радостью исправит ошибку. «Так вразумляй же меня ночью и днем, пока не расплачусь за глупость…». Дальше шли забавные непристойности. Наоми всерьез считала, что лучший способ овладеть языком – в начале научиться на нем ругаться.
«Громовержец» не пришел в назначенный день и ни в один из последующих. Затем стали поступать отрывочные вести о несчастье. Тем более страшном, что ничто не предвещало его. Наоми… Арни молил Бога, чтобы она осталась жива. Щадил всех пленных, кто мог сказать вразумительное о ее судьбе. И свыкался с мыслью, что Астарта – обречена.
Остатки его флота, затопленные в гавани, до сих пор мешали Габу подойти к берегу и высадить десант. Но – до поры. Узнав, что ему не угрожает теперь внезапный разгром, Габ послал минеров чистить фарватер. По несколько раз в день гавань оглашали гулкие взрывы. Решение оставить Астарту было у всех на уме, ждали слова Арни.
А он медлил до тех пор, пока на заре пятого дня после гибели «Громовержца» не заметил на склонах холмов к востоку от Астарты частые вспышки сигнального прожектора. Рубинового цвета луч становился видимым только сквозь светофильтр бинокля. Гвардия Ганы пришла.
К вечеру ветер нагнал мрачные тучи, стал накрапывать дождь, усилившийся, когда стемнело. Тогда защитники Астарты пошли на прорыв.
…Вдали ударил разрыв, второй, третий… Арни молча бросился на раскисшую от дождя землю, товарищи последовали его примеру. Осветительная ракета с визгом разогнала темноту, белое пламя, разгораясь, отражалось в пузырящихся лужах. По земле заскользили быстрые тени. И еще раз ночь вспыхнула светом. В небе одновременно висело не менее трех мерцающих рукотворных солнц, стрельба возобновилась.
Арни хорошо представлял себе расположение невидимых в темноте позиций врага. Снаряды рвались, сея панику, в тылу чистильщиков. Дерек выверенным огнем своих батарей пробивал коридор для прорыва. Земля гудела и вздрагивала. «Как удалось ему сохранить легкие орудия? Сейчас они решают нашу судьбу
Тишина навалилась сверху, мягкая, оглушающая. Арни привстал, карабин наперевес. Будто по волшебству вспыхнул ярчайший свет – световые бомбы, выпущенные с последними залпами орудий Дерека, повисли на парашютах над полем боя.
– Анно! Анно хурраг!
Выкрикнув боевой клич, Арни бросился вперед, а за ним и по сторонам нарастал многоголосый гортанный вой.
– Анно хурраг!
Убей врага.
Сборщик отбросов не мог нарадоваться на контейнеры, которые он принимал из Гнезда. Жрут там, в три горла, объедков горы – не только свинье, человеку хватит. Выгодный подряд. Так… не ошибиться бы. Он пересчитал контейнеры – вот этот, третий с конца. Не стал опрокидывать его, а лишь наклонил, пользуясь рычагом. Двузубыми вилами торопливо сгреб верхний слой, обнажив деревянное двойное дно. Постучал, приподнял доску.
– Живая? – он помог Сави выкарабкаться. – Боялся, что задохнешься.
– Воздуху хватило, а вонищу эту я всю жизнь помнить буду. И так ем мало, а теперь вовсе не стану – навсегда аппетит отбило. Что за нос у вас такой – нечувственный?
– Привык, за тридцать-то лет. Переодевайся, быстро. Нынче ты – деревенская девушка, Господь тебе помоги никогда больше не попадать в такие места, как Гнездо.
– И такие тоже, – тихо засмеялась Сави, косясь на покинутое ею убежище.
Она быстро сменила одежду наложницы на грубое, скрывающее фигуру платье. Нисколько не смутилась, представ перед мусорщиком на несколько секунд совершенно голой. Тонкое белое тело, острые грудки, плоский живот с выбритым лобком…
– Этот стикс отвезет тебя. Держись спокойно, смотри нахально – ты племянница Ханны из Флаверы.
Старик поцокал языком.
– Лет бы мне минус сорок… С Богом, девочка!
– Что это? – Вага спросил для виду, лишь бы не молчать. На плотных листах кремовой бумаги они с Брендой всегда оформляли смертные приговоры.
– Торопишься, Бренда.
– А ты, как всегда, сомневаешься. Погоди, дай сказать! Я соглашусь с любым твоим решением. Но рот затыкать мне не смей.
Наоми вины своей никогда не признает, но с поражением смирится. Готова вернуться к прежнему своему образу: незлобивая, приветливая, всегда выслушает внимательно… И немного себе на уме… Такая – она всегда тебе нравилась. Другим тоже. Мы поворчим, поворчим, да и примем блудную дочь обратно в семью.
А теперь скажи, ты веришь рассказу о ее прошлом? О фантастическом путешествии через океан? Давно не веришь, понятно. Почему же так и не попросил рассказать правду? Почему никто из нас не полюбопытствовал? Отвечу: мы молчали в тряпочку всякий раз, когда вопросы были ли бы ей неприятны.
А ее талант становиться на короткое время невидимкой в глазах окружающих? Да-да-да. От Пини она вообще не таилась, когда выпроваживала ее с «Громовержца». Кстати, Пини стала невидима вместе с ней! Да ты ее первый побег вспомни! Как не мордовала потом я бедного парня – стоял на своем: не спал, мимо наверх никто не проходил. Последний раз она выкинула этот фокус с моими ребятами, а ты покатил на меня бочку, что я тебе вру!
Но, не это – главное. То, что сейчас скажу – знаю пока я одна. Ее невиданные победы и столь же чудовищная заключительная ошибка объясняются просто…
Аргументы Бренды были бесспорны, неопровержимы. Но соглашаться не хотелось.
– Никогда не верил в чепуху про «сташи».
– И не верь. Она – человек. По крайней мере, во всём, что касается боли и страха умереть. Эгоистка до мозга костей, до подлости – тоже человеческая черта. Когда Пини ей надоела… Хотя вот это – к лучшему. Не знаю, сама ли Пини смогла освободиться от ее власти, но мы с тобой видели, чего ей это стоило.
Но есть то, что отличает ее от нас. Что больше всего поражает в феерической карьере Наоми, так это нелепость избранного пути. Достаточно было ответить согласием на твои домогательства, и власть на другой день упала бы ей в руки. Оставалось бы убрать или передвинуть местами некоторые фигуры. Твоей естественной смерти можно было дожидаться, а можно…
– Замолчи!
– Сейчас замолчу. Она проговорилась однажды, когда, обезумев от страха, потеряла над собой контроль. В ее племени, несомненно, развитом, хотя и малочисленном, иначе о них бы уже прослышали – нет пожилых людей! Дикий обычай – уничтожать стариков, лишние рты – мы находим только у примитивных культур. А они… Это трудно понять. Поколение за поколением свыклись с жестокой традицией. Наверное, большинство, достигнув предельных лет, уходят из жизни добровольно. Для них немыслимо стать никем, лишенным всяческого социального статуса, живым трупом. Тобой, Вага.
Хоть и жила она долго среди нас, понимая умом, где чей устав… Так и не смогла себя пересилить. Ты в ее глазах – нечто непонятное, не имеющее права на существование. Ходит, ест, разговаривает… Объясняется в любви.
– Замолчи, сказал!!
– Смотри!
Бренда бросила на стол один из пакостных листков. Нашлепанные на гектографе в немереном числе, совсем недавно они оскверняли стены всех больших зданий Вагнока.
– Коллекционируешь?!
– Да. Есть интересные экземпляры. Вот здесь, кроме наших с тобой похабных морд, показана часть убранства твоей спальни. Точно показана.
– Не точно.
– Точно на момент, пока Наоми еще ходила у тебя в любимицах. Последних изменений интерьера она, понятно, не знала и нарисовала, как помнила. Бренда хлопнула на стол всю пачку.
– Так она видит. Таков ты – для нее. С этим можно смириться. Нравится тебе творение природы по имени Наоми Вартан – пусть и дальше радует глаз. А я умываю руки.
Последнее время пальцы у него на правой руке часто немели и плохо слушались. Две минуты прошло, пока он вывел, буква за буквой, свою подпись.
Армию, собранную, наконец, неустанными усилиями Джено и Габа экономика Острова вряд ли долго могла содержать. Вага бросил на добивание мятежного Севера огромную рать, ядро которой составили бывшие враги – ветераны Тира. Они горели местью и жаждой реванша. Что мог противопоставить этой силе Арни?
Отряды, вырвавшиеся из Астарты, да небольшой экспедиционный корпус Дерека, доставленный «Громовержцем». К ним добавились ошметки ранее разбитых частей, из которых еще предстояло создать полноценные боевые единицы. И… нечто новое появлялось в настроении людей, когда находили они пепелища на месте деревень, смрад тления, истерзанные трупы… Чистильщики проходили, не оставляя после себя ничего живого. Арни обнаружил, что теперь ему легче набирать добровольцев.
По множеству дорог двигались разрозненные отряды. Все маршруты Арни держал в голове. Мобильный отряд на тридцати стиксах составлял его личную гвардию. Не было ни цели, ни смысла в кажущемся беспорядочным передвижении. Но в должный день и час все силы соберутся в единый разящий кулак. Арни никогда не слышал о низкорослом генерале, чей облик и деяния приводили в трепет современников. И не подозревал, что он, Арни – Наполеон этого мира.
А в Гнезде Ваги уже начиналось тревожное шевеление. Джено получил приказ, закончив быстрее дела, вернуться на Север.
– Заместитель твой плохо усвоил твои наказы. – Вага вложил в свои слова побольше отеческой строгости. – А Габ – хороший моряк и только, он тоже тебя не заменит.
– Послезавтра я отправляюсь. И скоро вернусь. – тонкие губы Джено скривились в подобие улыбки.
Последнее время его худое, с большой родинкой над правой бровью лицо выражало необычную твердость.
– Хорошо. Учти, выскочка наш окрылен удачным бегством из Астарты и не собирается складывать оружие – так мне докладывают.
– Будь спокоен, Вага. – Джено вышел, не посчитав нужным что-либо добавить.
А Вага задумался. Скоро придет время сплавить Джено подальше и сделать это надо половчее. Хватит нежданных осложнений. И как можно быстрее кончать с бардаком, в какой превратилась некогда спокойная жизнь Острова. Уже и банк Магистрата грозит заморозить его, Ваги, активы, а сумма – гигантская. Не устраивает де развал торговли, паралич морских перевозок и прочее, и так далее… Будто он сам не понимает.
Боло Канопос, уставший от опасных в нынешние времена вояжей, всё же отправился в Норденк вправлять кой-кому мозги. Вага очень рассчитывал, что и в этот раз Боло окажется на высоте. Незаменимый человек Боло. Хотя и вор.
Вечером доложили, что Пини просит разговора. Встречаться с дочерью не хотелось. Он порядком устал, болела голова, в душе копилось глухое раздражение. Не помог и глоток старого, выдержанного вина, что рекомендовал новый врач, недавно приглашенный Брендой из Ганы. Велел спросить у Пини, сможет ли обождать до завтра, тогда он примет ее после обеда, когда главные дела будут сделаны. Через какое-то время ему ответили: да, Пини сможет подождать.
Лейну ее жители по праву именовали городом цветов и красивых женщин. Сейчас она стала главным оплотом чистильщиков. Что касается всех тех, кто раньше так гордился своим городом, о том, каково им пришлось – лучше не упоминать в подробностях.
Канонада с обеих сторон нарастала. Арни, хмурясь, смотрел на часы. Дерек запаздывал. Плохо.
– Не возись с обувью, – говорит Бренда. – Пройдешь так. Учти: не скулить, в ногах не валяться.
За ее спиной двое охранников и… Джено. Сердце гулко ударяет и падает, сжимаясь в тугой комок. Что происходит? Ты знаешь ответ. И не понять, где ошиблась, почему недооценила силу неприятия и ненависти со стороны Ваги и его окружения. «Он должен был меня пощадить! Что случилось?» Бренда, Бренда, Бренда… Собственный голос кажется чужим:
– Сколько должна я вам? За свою жизнь. Мое слово твердое – только цену скажите.
Она презрительно щурится.
– Бренда, я хочу видеть Вагу! У меня есть важное сказать ему!
– Давай не будем, ладно? Молчи, не проси ничего. Гавкнешь еще хоть слово – вобью обратно в глотку вместе с зубами. Руки за спину… Пошла! – ты безвольно подчиняешься.
Коридор. Руки держишь за спиной, ты свыклась с позой узницы, ждущей своей участи. Но ждать больше нечего. Решетки открываются перед тобой одна за другой, и с лязгом захлопываются позади. Ступени наверх. «Может, всё – только дьявольский розыгрыш? Шутка в духе Ваги…»
Подземный зал, тоннель, которым вы с Пини ездили в город. Дурацкие мысли лезут в голову. Эти подземелья – явно дело рук давно ушедших поколений. Кто и когда жил здесь до того, как Вага возвел на утесе дворец – символ своей власти? Тебе не суждено узнать.
Дрезина скользит по рельсам почти неслышно, змея тоннеля быстро разворачивается впереди. «Пусть этот путь никогда не кончится…», – молишь ты. Стены перестают скользить назад, останавливаются. Тебя выводят во внутренний двор, окруженный двухметровой стеной. За наполовину прикрытыми воротами – выход в город. Глаза, привыкшие к полумраку подземелья, болят, ты часто смаргиваешь. Холодный ветер пронзает ознобом тело, унося оцепенение страха.
Двор набит охраной. Кроме них, безликих, видишь знакомых: бледное лицо Тонки состоит, кажется, из одних веснушек и зеленых глаз, а замкнувшаяся в себе Пини зябко кутается в накидку из легкого, как пух белого меха лиу. Ей не жаль тебя, но и злости в ней больше нет. И… Не может быть! Как очутился здесь человек, которого ты считала своим другом?! Его глубоко посаженные глаза следят за тобой, за бесстрастной миной он прячет неловкость от своего предательства. Не вини его.
В небе громоздятся серые облака, солнце просвечивает бледным диском. Тринадцать утра. Наступающего через час полудня уже не увидать. Что же делать, что? Оборачиваешься к Бренде. Какая зловещая у ней ухмылка!
– Вартан, Наоми! Ты повинна в измене, мятеже, захвате боевого корабля и покушении на жизнь первого адмирала Острова. А так же в массовом убийстве жителей города Тир, совершенном из ложной гордыни и в жажде самоутверждения. За свои преступления будешь повешена за шею, пока не умрешь. Можешь ли сказать, почему приговор твой нельзя привести в исполнение?
Ты лихорадочно соображаешь. Соврать, что беременна? Выхлопотать отсрочку… Обман мигом раскроется, вот и доктор здесь.
– Я… Бренда… послушайте… Город погибнет и страна тоже… – в отчаянии городишь ерунду, а ведь хотела сказать путное.
Бренда кротко улыбается.
– Без тебя – конец света? Не волнуйся за нас, перетопчемся. Честно – я от тебя устала, – и она возвращается к затверженному тексту. – Есть у тебя неоплаченные долги или неисполненные обещания, за которые ты хочешь просить прощения?
Тебе страшно взглянуть на Пини. Но делаешь к ней шаг, другой, встаешь на колени, в ноги впиваются острые камешки. Поднимаешь взгляд. «Спаси меня, спаси…» Холодные пальцы Пини гладят твой висок, она говорит тихо, чтобы слышала только ты:
– Не надо. Будь мужественной.
Бренда сзади подхватывает тебя и рывком поднимает на ноги. Рядом мнется Джено, худощавый, гибкий, в простом костюме старшего матроса: короткие сапоги, облегающие серые брюки, плотная куртка с отложным воротником и без привычного знака коммодора. Он весь напряжен и старается на тебя не смотреть. Ворота призывно распахнуты, иди, Наоми… Ресницы слипаются от застывших слез. «Я плакала? Хочу жить».
Солнце клонилось к вечеру. Когда измученные волонтеры, многие из которых были ранены, торопливо проходили мимо него, Арни кричал им:
– Держитесь! Дерек на подходе, держитесь!
Гул орудий стихал. Арни сам не знал, на что надеется. Пора было думать, как самому уносить ноги.
А Дереку не надо было подгонять своих людей. Последние два часа они шли маршем в направлении всё нараставшего грома боя. До Лейны оставалось не больше четверти часа пути, когда звуки сражения стали умолкать. Когда перед Дереком открылась панорама закончившейся битвы, он сразу всё понял. Оглянулся на повисшее над горизонтом большое солнце.
– Первую партию – просрали. До ночи успеем выиграть вторую.
Гелиограф Лейны уже отправил депешу о разгроме Арни, когда канонада с его стороны возобновилась. Не таким большим стал его перевес с подходом подкреплений: удар для противника был скорее психологическим. Выдержать тяжелый бой, видеть смерть товарищей, самому счастливо ее избежать, получить в награду за всё замечательную победу и тут же ее потерять! Всё начинать с начала. Да будь всё проклято, и несчастная твоя судьба и глупость командиров и богатая Лейна и этот козел Джено! А орудия Арни гремят и полки его снова идут в бой…
Дерек методично выкашивал равнину перед Лейной картечным огнем. Для людей Джено не было возможности укрыться в Лейне, исстрадавшиеся жители которой почуяли близость свободы и уже перебили две сотни раненых, искавших спасения в городе. Никогда еще Арни не одерживал такой сокрушительной победы. Когда его яркий стяг взвился над двухэтажным зданием ратуши, Дерек с забинтованным лбом, в мятом, порванном на рукаве мундире, обратил к Арни свое крупное, грубо вылепленное лицо.
– Мне чуть мозги не вышибло – сантиметром ближе и привет! А на тебе – ни царапины.
– Жизнь такая, – меланхолично отозвался Арни. – У тебя метка на лбу, а…
– А у тебя – на сердце. Всё сохнешь… – он помолчал, кусая губы. – Чёрт…, не о том я. Мы с тобой проглотили, не поперхнувшись, такой кусище, о каком не мечтали… Что дальше? Подозреваю, чего ты удумал. Пока Вага с его разбойниками поймут, в чем дело – мы успеем занять Вагнок. Удержим ли? Или ты готов положить уйму народа, лишь бы выручить свою засранку? А ведь она так нас подставила.
Арни не ответил, только желваки заиграли на скулах. Не вовремя Дерек напомнил, что после гибели Файда именно Наоми своим неумелым командованием погубила «Громовержец».
Флавера пряталась в зелени своих знаменитых садов. Еще – здесь выращивали лучшие на Острове розы. Война не докатилась сюда. Только он, Арни, нес сейчас с собой ее злое дыхание.
Выбрал дом на окраине. Охрана следовала поодаль. Поднялся на крыльцо, высокий, сильный, как всегда тщательно выбритый. Он знал, что своим видом внушает доверие.
Дверь распахнулась. Женщина под пятьдесят, с полноватым, заплаканным лицом преградила ему дорогу.
– Не пущу! Не отдам ее, убийцы, изверги!
Она раскинула руки, загораживая вход. В глубине прихожей Арни заметил худенькую девушку, подстриженную под Жанну д’Арк – персонаж древних героических сказок. Охрана уже встала за спиной, оружие наготове.
– Вы меня с кем-то путаете, – отвечал спокойно, чтобы не напугать еще больше. – Мне не нужна ваша девочка, что бы она ни сделала. А зовут меня Арнольд Сагель.
Девушка вгляделась в него из-за плеча своей защитницы.
– Тетя Ханна – это, в самом деле, Арни.
Она тоже недавно плакала. И лицо ее было Арни смутно знакомо.
– Я – Сави. Ушла из Гнезда, вот Ханна и подумала… Да вы входите.
Он вошел в скромное, но опрятное жилище, велев охране держать подступы к дому.
– Я узнал тебя, Сави. Давно не виделись. Наверное, ты помнишь Наоми? Месяц назад ее взяли в плен и отправили в Вагнок. Можешь сказать мне, где она сейчас, что с ней?
Сави отвечала сбивчиво, сквозь судорожные вздохи. Но Арни понял из ее слов, что связь с Вагноком из-за непогоды прервалась на сутки, и только сегодня утром гелиограф Гнезда возобновил работу, рассылая окрест свои сообщения, расходящиеся от крупных населенных пунктов всё дальше по Острову, как круги по воде. Самая важная весть пришла час назад.
Главная улица Вагнока затоплена народом. Толпы горожан на тротуарах, многие одеты празднично. В распахнутых окнах теснятся лица. С балкона кричат что-то обидное. Не смотри. Не показывай страха, хотя всё в тебе сжалось от отчаяния. Не порть, Наоми, свой бенефис. Доиграй до конца.
Странно, что ты до сих пор обращаешься к себе во втором лице, как учили. Так легче сохранять самоконтроль. «Почему я?» – задай себе традиционно-дурацкий вопрос. Вокруг тебя погибли тысячи людей, все так же хотели жить. Теперь – твоя очередь. Так играй хорошо, чтобы помнили долгие годы. После красивую легенду сложат.
Улица, люди, дома, запахи стряпни из окон, сырой ветер треплет волосы, покрывает мурашками кожу. Неровные камни мостовой под босыми ступнями. Всё исчезнет? Невозможно представить. Немыслимо. Улица заканчивается большой площадью, ты уже бывала здесь когда-то. Толпа запруживает ее всю, кроме огражденного сборным деревянным барьером пятачка. В центре его мрачно возвышается виселица.
Ноги внезапно слабеют, становятся ватными. Охрана держит в толпе узкий проход, и ты бредешь в нем, низко опустив голову, а люди умолкают, завидев тебя вблизи. Хорошо. Ты сделаешь то, чего они жаждут. Умрешь для них. Медленны твои шаги, и ты успеваешь насладиться охватившим тебя блаженством. Два шага… Один… Твой путь окончен, Наоми.
На помост ведут не ступени, а пологий настил. Главное – не споткнуться. Впереди раскачивается на ветру петля – последний твой любовник. Его объятие будет крепко. Ты ступаешь на плоскую крышку люка, которая вскоре провалится под твоими ногами и тут Бренда трогает тебя за плечо:
– Раздеться.
Недоуменно оглядываешься. И Джено здесь. Лица обоих палачей уже скрыты масками. Фигурные глазные прорези в желтой маске Джено придают ей сардоническое выражение. Насмешник. Он никогда тебе не нравился, тем более сейчас, но деться некуда. Ты позабыла старый обычай Острова: женщина, осужденная за тяжкое преступление, должна перед казнью подвергнуться публичному осмеянию. Так обтекаемо именуют здесь ритуальное изнасилование.
Бренда, грубо стаскивает с тебя рубаху, буквально вытряхивает из штанов, противиться глупо и бесполезно. И смешно. В народе поднимается веселье: эта голая девка совсем не похожа на героиню, о которой прожужжали всем уши. Она испуганно озирается, зыркает темными глазами, ежится от прохлады. Сейчас насмешник ей вставит…
Необычайно сильная рука Джено обхватывает твою талию, другая упирается в затылок, и ты сгибаешься вперед, а Бренда легкими пинками заставляет шире раздвинуть ноги. Джено громко сопит, а предмет его гордости начинает свой настойчивый поиск. Ты держишься за Бренду, от ее упругой груди исходит почти материнское тепло. «Бренда… Враг мой, друг мой, Бренда!»
Совокупление двоих даже искренне любящих, для стороннего наблюдателя всегда выглядит комично. А здесь ты, не таящая отвращения, и голодный, дорвавшийся до твоей скользкой дырочки Джено. Он рычит и дергает низом живота, изливаясь в тебя, одним своим непотребным видом уничтожив в глазах людей твой так тщательно выстроенный образ. Вездесущие мальчишки, пролезшие в первый ряд зрителей, с хохотом копируют каждое движение насмешника. А ему мало одного раза и он, без передышки начинает новое наступление, более долгое, почти безнадежное, он громко стонет, но всё же одерживает победу, вконец обессиленный.
Когда всё кончается, ты повисаешь на Бренде, ноги не держат, ты шепчешь одними губами:
– Бренда…
– Закрой вякалку. Сейчас всё сделаю. Становись.
Она берет тебя под локоть и поворачивает кругом, показывая толпе. Заводит тебе руки за спину и сковывает наручниками, ты делаешь невольное движение, не в силах скрыть вновь оживший испуг.
– Да тише ты, не мешай… – руки Бренды с короткими толстыми пальцами деловито надевают на твою шею скользкую от воска петлю, поправляют, чтобы плотнее охватила горло, и узел не зажимал прядей волос на затылке. Согретое сладким ужасом сердце отзывается частым стуком. Тысячи и тысячи глаз глядят на тебя, родители держат маленьких детей на плечах, чтобы хорошо видели.
«Я заблуждалась, люди! Полагала себя лучше и чище вас. Не догадывалась, какая высокая трагедия – вся ваша жизнь…»
Бренда подтягивает веревку, выбирая слабину, вынуждает тебя приподняться на носки… Не думай ни о чем. День грозит дождем, влажная зелень деревьев, ветер строит в небе облачные бастионы. Краем зрения: пролетела птица. Всё забрать с собой… Множество лиц вокруг, где-то рядом Пини. Умереть на ее глазах, искупить вину. Внизу живота зреет влажное тепло. Разве так должно быть? Разве ожидание смерти сродни любовному томлению? Ты пробуешь обернуться и слышишь стук упавшей крышки люка.
Ноги освобождаются от тяжести тела, и тотчас веревка ужасно вдавливается под подбородком – гораздо сильнее, чем ты могла себе вообразить. Голову с непреодолимой силой тянет кверху и клонит набок. Она враз тяжелеет, наполняется тихим гулом. Каждая чёрточка лица становится ощутимой, перед глазами мелькают светлые зайчики, а губы растягиваются в невольной гримасе. Тебя окатывает теплая и колючая, наполненная мириадами мелких иголочек, волна. Ладные твои грудки вздрагивают, их острые соски отвердевают в невыносимом напряжении. Площадь, дома, люди, смутные фигуры на помосте – всё кружится перед тобой. Ты выгибаешься в чудовищной, восторженно-мучительной судороге! Из твоего алого лона исходит таинственный беззвучный взрыв, сотрясающий твое повисшее в воздухе нагое тело. Умереть! Умереть сейчас же, в яростном наслаждении собственной жертвой… Разве не к этому долгожданному мигу ты шла все эти месяцы? Твоя мечта исполнилась.
Но оргазм идет на убыль, и ты вдруг осознаешь, что произошло. Видишь квадратную дыру люка и свои ноги, шарящие в пустоте в напрасных поисках опоры. Жестокая мука… Вес тела полностью пришелся на веревку, сомкнувшуюся вокруг шеи, ты не в силах вынести эту пытку и пытаешься вырваться из страшного плена. И ты жива! Жива! Как можешь ты умереть?! При этом понимаешь, что жить тебе осталось минуту.
Такое странное головокружение… ты всё еще в сознании. И даже можешь дышать – чуть-чуть, прилагая огромные усилия. Сиплые, свистящие звуки – ты напрягаешься, борясь за каждый вдох. Липкая слюна переполняет рот, стекает по подбородку, а в груди будто грохочет молот. Вдруг соображаешь, что твоя борьба лишь глубже втягивает тебя в петлю. Надо перестать двигаться!
Слишком поздно. Охваченная паникой, начинаешь биться, танцуешь в воздухе, стараясь достать ногами такой близкий край помоста. Запястья болят от врезавшихся наручников, когда ты дергаешься в них, как пойманное молодое животное. И слышишь страшный скрип узла на затылке и клекот своего остановившегося дыхания. Невероятно тугая, петля по капле выдавливает из тебя жизнь.
Никогда не испытывала ты ничего подобного. Раскачиваешься на веревке, поглощенная страданием, легкие горят, ты дергаешься, брыкаешься дико… В неистовом отчаянии приподнимаешь колени, и резко бросаешь ноги вниз, разводя их в стороны, как ныряльщик, спешащий быстрее вернуться на поверхность. Из этой бездны тебе не подняться.
Сознание начинает временами пропадать и возвращаться снова. В такие мгновенья в глазах стоит мутно-зеленый туман, сквозь него проступает страшный облик. Неда Лок – как ужасна ее предсмертная гримаса! Это ты?! А вокруг растет, вздымается тьма, ее плотный саван глушит звуки жизни. Или – это гул прибоя перекрывает возгласы толпы? Великий океан гонит валы на берег, захлестывает и уносит тебя в глубину. Сердце перестает разрывать грудь, уменьшается, истаивает, оставляя после себя мучительную скорбь. Желудок сжимают слабые рвотные спазмы, но боли и отчаяния уже нет. Тело стало невесомым, ты падаешь в бездонную черноту, испытав смутное удивление оттого, что поверила в свою смерть только сейчас.
Туго натянутая веревка дрожала в ответ на спазмы агонии, сотрясавшие тело Наоми. Лицо ее побагровело, зубы прокусили язык. Темные поросль волос на лобке намокла, бедра на внутренней стороне блестели от влаги, с голых лодыжек срывались и падали в провал люка янтарные капли.
Когда Наоми в последний раз сильно вздрогнула и вытянулась, мерно раскачиваясь в воздухе, Бренда, до того безмолвно взиравшая на нее, резким движением сорвала свою маску палача и глубоко вздохнула, как человек, с души которого свалилась огромная тяжесть.
|
|