| |
Венедикт Ли "Гроза над Миром". Часть 1. Авантюристка
15. УЗНИЦА
– Вот и встретились, девочка.
Наоми глядела с угрюмым вызовом. Он не предложил ей сесть, а она не попросила, хотя с трудом держалась на ногах. На ней был тот же костюм молодого моряка, что подарила ей, когда-то Тонка, только теперь одежда была грязна и помята. Волосы Наоми стригла недавно и они, как всегда просто обрезанные, не касались плеч. Заметно исхудала. Два месяца в море покрыли лицо ее всего лишь легким загаром – видно, большую часть времени она предпочитала проводить в своей каюте.
Вчерашняя фаворитка, несостоявшаяся наложница, служанка. А ныне – могущественный враг, сокрушить которого помог лишь случай. Впрочем, нет.
– Три ошибки девочка. Тараня «Витязь» ты рисковала быть взятой на абордаж, при твоем-то невеликом экипаже. Затем – надо доводить начатое до конца – потопи ты флагман с первым адмиралом на борту и в тот же день принимала бы дела в Вагноке. Последнее. Фарватер Чёртова горла таков, что наибольшие глубины лежат у левого берега.
Наоми не отвечала, тупо разглядывая носки своих в конец разбитых сапожек. «Не могу узнать в ней женщину, которую любил. Ничего не осталось, ничего».
– Как хочешь. Я не стану разговаривать с тобой, если тебе неприятно. Сейчас тебя отведут в… достаточно уединенное место. Будет время успокоиться. Судьбу свою ты выстроила сама. Так постарайся уйти без обид и жалоб.
– Право победителя… – она говорила медленно, как бы вслушиваясь в свои слова. – Чтоб побежденные больше не докучали. Естественное право.
– Да. Ты, вижу, готовила себя к подобной развязке. Но, думала ли ты, что умирать придется несколько дней кряду?
Даже сквозь загар заметна была разлившаяся по ее лицу бледность.
– Вы этого не сделаете! Не сделаете! Иначе… выйдет, что я в вас ошиблась. Я считала вас великим человеком.
– Ты ошиблась.
– Не буду ни о чем просить.
– После того, как ты решила забрать жизнь Пини – ты не можешь просить.
Впервые в ее тоне появился намек на твердость.
– Не говорите так! Грех говорить о живом, как об умершем. Пини жива – я знаю.
– Да, дочь моя Пини – жива. И ранена не серьезно, слава Богу, чёрту и кто там еще… Не твоя это заслуга. Ты сделала всё, чтобы убить ее.
– Когда стреляла, была не в себе. Невменяема. Примите бахуша столько, сколько в меня влили – и с вами случится то же самое. Я очень жалею. Очень. Скажите об этом Пини.
– Ты невменяема уже давно. Вы с Арни – двое безумцев, возомнивших о себе невесть что. Думаешь, чтобы управлять Островом, достаточно наглости и умения вертеть людьми?
– Нет. Не достаточно.
– Рад твоему пониманию. И не бойся – смерть твоя будет обыкновенной. Но прежде ты расскажешь Бренде всё то, что мы с ней захотим узнать.
Она пошатнулась, подняла руку к горлу. Повинуясь его звонку, появилась Бренда в сопровождении двоих охранников. Они не успели подхватить Наоми под руки, как она с судорожным вздохом согнулась пополам, и ее стошнило прямо на ковер.
Ты лежишь ничком на жестком топчане, тонкий тюфяк сбился и ты шаришь рукой по голым доскам. Сколько прошло времени? Встань. «Ох, как мне худо!» Ничего… Встань.
Узкая камера вырублена в скальной породе, меньшая сторона целиком забрана решеткой, в ней решетчатая же дверь. Прутья в три пальца толщиной, стянуты железными кольцами. За решеткой виден в полумраке подземный зал, куда выходят с противоположной стороны еще четыре камеры – сейчас они пусты, света в них нет. Если предположить симметрию, то у тебя также могут быть соседи – двое справа и один слева.
Обернись, огляди свое пристанище. Дальше вглубь, под потолком справа – флуорпанель. Ее нижняя кромка темна – жизнь в ней постепенно иссякает. Напротив воронка в каменном полу – отхожее место, над ним нечто вроде душа. Бронзовый кран легко подается, тебя окатывает струя холодной воды. Ее вполне можно пить, ты ловишь капли губами, еще, еще… И тебя опять выворачивает наизнанку. Ты повторяешь мучительную процедуру до тех пор, пока не удается удержать воду в желудке. Чёртов бахуш! Ты всё еще чувствуешь себя отравленной.
Добираешься, держась за стенку, до своей жесткой постели и растягиваешься без сил, уставившись в щербатый потолок. Тишина… Только мерно капают остатки воды из прикрученного крана. Вслушайся, вслушайся до звона в ушах… Теперь ты знаешь, что в этом подземелье ты – одна.
Нет даже охраны – о чем это говорит? Бренда… Она разгадала тебя. Отбрось эту невероятную мысль и никогда к ней не возвращайся! Просто – нет надобности сторожить тебя, ты ведь не дух, что свободно ходит сквозь камень и сталь – уж это-то всем ясно. Теперь, когда отвергнуты зряшные опасения, взвесь свои шансы.
Тебя до сих пор не убили. Значит – не будут с этим торопиться. Вага. Он страшно зол, оскорблен, его самолюбие… нет, не задето – крепко прищемлено, как… Ну вот, ты уже смеешься. Только не вздумай насмехаться, когда он позовет тебя опять. А это – будет, дай только ему время прийти в себя. Еще не всё умерло в нем из того, что испытывал он к тебе, ты это знаешь. Когда корчилась перед ним в спазмах рвоты, не отвращение, не брезгливость промелькнули в его глазах. Жалость. Так не упусти шанс раздуть эту искорку.
Арни. Если б мог – смел всех, только спасти тебя. Но он зажат со своими людьми в Астарте и… «Громовержец» не пришел на помощь… Выкинь всё из головы!.. Боже! Не думай, не думай об этом – ты не виновата! Файд…
Поплакала – и тебе легче. Боло Канопос. Вот кто может и должен вытащить тебя из дерьма. Или… напротив, позаботиться, чтоб не вякала лишнего. Вот чёрт! Ну, так изобразишь стойкость, давалка не подмытая… Когда узнает, что ты – держишься, поспешит выручить, пока не пошла молоть языком. Ведь ты ему всё еще нужна. Да?…
А на ганский Совет не рассчитывай. Они там – осторожные. Выкрутишься – расстелются ковриком, а нет… Соболезнования родным и близким покойной. Становится так жалко себя, что ты ревешь долго и безутешно. И, устав горевать, спишь.
Еду приносит Бренда. Подает судок через узкое отверстие в решетке. Входить к тебе не собирается и бесполезно тешить себя мечтами о том, как двинешь ей в нервный узел на затылке, отымешь ключи… Да и нет при ней ключа.
Бренда молча цепляет судок крючком за решетку и поворачивается уходить. Жри. На днях подарила еще и деревянную кружку. Пей. Утешает то, что морить тебя голодом она не собирается. Травить тоже. А в беседе по душам ты не нуждаешься.
На десятый «день» – меряешь время промежутками между сном, ты готова изменить свое мнение. Начинаешь беседовать сама с собой, тихо напевать под нос. Еще раз решаешь заняться стиркой, моешься сама. Развешиваешь мокрую одежду на решетке, сама кутаясь в тонкое одеяло. И, когда настает час обеда, получаешь короткий комментарий Бренды:
– По хозяйски устроилась.
Глядя в суровое, с плотно сжатыми губами, лицо, произносишь:
– Бренда! Я хочу говорить с Пини.
И не получаешь ответа.
Ты повторяешь просьбу в разных вариантах и на завтра и через день. С тем же успехом. Пробуешь занять себя гимнастикой, подтягиваешься на решетке, пока мышцы не начинают ныть, а сердце стучать сильно и часто. К концу дня – для тебя это время – «вечер», сидишь с ногами на постели, уставясь в противоположную стенку. Хорошо, что нет зеркала, а то собственный вид вызвал бы у тебя отвращение.
«Я не нужна. Все забыли. Хоть сдохни… никому нет дела. Где эти толпы обожателей? Где друзья, что клялись в верности? Великий Магистр…» Ты тщательно лелеешь обиду на весь мир, всё глубже погружаясь в депрессию. Тем быстрее маятник настроения качнется обратно и к тебе вернется равновесие духа – ты давно себя изучила.
Расстегиваешь штаны, рука скользит между бедер. Люби себя сама. Лоно твое делается влажным и скользким, пальцы проникают всё глубже. Люби себя! Ты лучше их всех, ты одна, ты… Веки плотно сомкнуты, тебя поглощает, затягивает горячая тьма. И вдруг взрывается огнем внутри тебя. Ты не слышишь собственных стонов, пока в тебе не затихает вызванная тобой же буря. А в сознании продолжает гореть теплый огонек. Пини!
Она молча смотрит, как ты мигом приводишь себя в порядок. Идешь к ней, хватаешься за решетку руками, словно желая снести разделяющую вас преграду. Побольше теплоты в голосе.
– Пини!
Какой-то нехороший у нее настрой…
– Меня зовут Пенелопа Картиг. Прошу вас так ко мне обращаться.
Пальцы твои, сжимающие железные прутья, стынут от холода этих слов. Не показать обиды, растерянности… Проглотить комок в горле.
– Извините… госпожа Картиг.
Похоже, Пини была в городе. Голубое платье, талия туго перехвачена кожаным поясом. Мокасины. (Ты улыбаешься, невольно вспомнив, как ругались из-за обуви в первую совместную прогулку по Вагноку.) Чисто вымытые волосы спадают на плечи, мерцая в тусклом свете, льющемся из твоей камеры. Глаза в тенях ресниц кажутся темнее обычного. «Как горда и красива. И кто-то хорошо с ней поработал… Бренда».
– Прошу, передайте вашему отцу… Пусть не мстит тем, кто пошел за мной. Я отвечу за всех.
Пини презрительно выпячивает нижнюю губу.
– Знала, что вы попытаетесь предстать, по возможности, в выгодном свете. Странно было бы, если не так.
– Странно, – соглашаешься ты. – Но вы же не лишите меня права жалеть о своих ошибках?
Пини уже не может сдержаться. Расстегивает ворот, одна из застежек отлетает, зазвенев на полу. Под левой грудью у Пини краснеет звездообразный шрам.
– От ваших ошибок трупами ложатся! Не нацепи я ту дурацкую броню – на могиле моей уже трава подросла бы!
Тебе становится очень холодно. Стрела шла точно в сердце Пини. Лишь тонкое железо устаревшей десятилетие назад защиты и кожаная куртка под нею задержали стальное острие. Не оправдывайся, не проси прощенья. Всё, что скажешь – пустые слова. Ты потеряла Пини – признайся себе.
– Нет-нет! – продолжает Пини. – Вы не ошибались. Просто использовали в своих целях меня и других. Вам всё равно было, что потом станет с нами. Но я не жалуюсь. И вы не жалуйтесь. Хотели многого, а расплатиться не в силах. Теперь давите на меня – хотите достать до отца! Напрасно.
Насколько легче, когда не надо контролировать себя! Ты говоришь Пини, кто она на деле такая и куда ей следует отправиться, притом немедленно. Кричишь, сыпешь проклятиями. А она холодно спокойна, как и подобает дочери великого правителя, и ты напрасно разоряешься перед ней.
– Да! Позвала в жилетку поплакаться! Мозги тебе полоскать! Да! А зачем ты пришла, сука помойная! Позором моим насладиться, унижением?! Дикари! Варвары! Ненавижу!
Ноздри Пини раздуваются, но она по-прежнему молчит. Ты отворачиваешься, бросаешься на постель, зажимая уши ладонями, не желая ни слова слышать из ответа Пини. А она пытается что-то сказать, умолкает и, постояв немного, уходит. Ее шаги медленно стихают под сводами подземной тюрьмы.
Бренда появляется в неурочное время, так тебе кажется. Одета – блеск, по последней моде – строгий покрой платья и кричащие цвета. На боку – тяжелая сумка.
– Встать.
Молча подчиняешься.
– Руки за голову, спину к решетке.
А вот это – новое. Бренда ловит твою нерешительность, на ладони ее лежит миниатюрный игломет.
– Как хочешь, сестричка.
Лучше ее не злить. Тем более – исход один. А принять еще порцию яда в кровь – хватит уже! На запястьях смыкается холодная сталь наручников. Лязгает засов и Бренда входит в камеру. Ты прикована к решетке и не сможешь оказать сопротивления.
В лучшие твои времена тебя не смутила бы невозможность использовать руки. А сейчас – силы не те, и реакция хуже. Да и Бренда держится настороже, чтобы не попасть под удар ноги. Пусть торжествует пока. Хочет напугать? Не может такого быть, чтобы ей всерьез разрешили тебя пытать. Не может!
Бренда мрачна, сосредоточена. Стягивает ремнями твои ноги, ты решаешь не дрыгаться понапрасну. Совершенно неожиданно ты себе нравишься. «Хорошо держишься, Наоми. Давай покажем этой твари. Жаль, что жизнь твоя, в итоге, окажется очень короткой, но ничего не поделаешь». Повторяешь мысленно знакомые формулы, и сознание сужается, отделяясь мало-помалу от реального и такого жестокого мира. Губы Бренды шевелятся, ты ничего не слышишь.
Она расстегивает рубаху у тебя на груди. В руке ее гипнотически блестит узкое длинное лезвие. Острие царапает кожу. Белые полосы порезов на ребрах быстро краснеют, но боли нет. Губы Бренды складываются в недоуменную гримасу. Еще одно легкое движение и теплая кровь заливает щеку, тонкой струйкой стекает по шее.
Когда и в ком ты возродишься –
Об этом ведать не дано,
Настанет день и возвратишься,
Чтоб вновь зажечь в ночи окно.
Сердце откажет не скоро, до той поры Бренда успеет разобрать тебя на части. Осталось дождаться, когда долгая ночь укроет тебя. Тихий, еле слышный голос говорит тебе ласковые слова. Так хорошо, тепло… Шепот всё громче, в нем звучит шелест леса, шипенье прибоя, ворчанье далекой грозы…
– ПРОСНИСЬ!
Свет лампы необычайно ярок и режет глаза, Раны на лице и груди саднят. Бренда глядит насмешливо:
– Ничего у тебя со мной не выходит. Каждый раз буду выводить из транса и наказывать.
Конец металлического прута светится ровным вишневым цветом, от его жара на лбу выступает пот. Ты извиваешься, пытаясь ускользнуть от горящего железа, а оно быстро касается нежной кожи над ключицей. Бренда словно не слышит твой дикий вскрик. Рука ее гладит твои слипшиеся на лбу волосы.
– Еще горяченького…
Ты кричишь, пока Бренда неторопливо отсчитывает секунды.
– Еще?
Только бы успеть. Сказать, чтобы прекратила.
– Бренда…
Жгучая боль. Свет лампы меркнет, загорается вновь. Минуты, что ты была без сознания – исчезли без следа.
Пальцы Бренды касаются твоих век, она хочет убедиться, что ты можешь еще принять муку. Слова с трудом выталкиваются из горла.
– Dolo… Mersej… По… пощадите…
– Что случилось? Больно было? Да ты не представляешь себе, что такое настоящая боль!
Она смеется, видя, как ты стискиваешь кулаки.
– Гляди!
Руки ее в толстых кожаных перчатках – в сочетании с ярким платьем смотрится дико. Поворот кисти и горячий наконечник прута отваливается, открывая два медных контакта. От деревянной полированной рукоятки вниз тянется провод к стоящей на полу сумке.
– Сейчас я завяжу тебе глаза и задам несколько вопросов. Учти – я знаю, когда ты лжешь. Наказываю немедля.
Черная повязка ложится на глаза, резинка сильно жмет сзади, в окружившем тебя мраке раскатываются слова:
– Скажи мне свое настоящее имя.
– Вы… знаете…
Ладонь ее лежит у тебя на запястье, Бренда вслушивается в твое дыхание.
– Хм… допустим. Откуда ты родом?
– Новтера. Местечко такое…
– Никогда не слыхала. Многие считают, что ты врала, когда рассказывала о своем пути сюда. Восточный край Мира обитаем – правда. Но в тамошнем диалекте напрочь отсутствует буква «р»! Тебя никак не могли звать Вартан!
– Я издалека. Захолустье. А языков на свете много. Убейте, если вру.
Бренда не замечает, что ты проговорилась. И следующий ее вопрос вполне предсказуем.
– Хотела власти?
– Да.
– Убить Вагу?
– Нет. Я говорила Пини…
– Да. Но зачем так сложно? По сути, он с самого начала был у тебя под каблуком. Одно твое слово – и получила бы всё. Что молчишь? Он… противен тебе?
– Не… непривычно… В моем племени – нет стариков.
Впервые Бренда поражена.
– Сколько народов – столько обычаев. Многие твои поступки изначально странны. Как дикий зверь сторонишься, кусаешь протянутую руку. И, скажи мне еще: твой народ владеет чем-то из старинных знаний?
– Да, можно так сказать.
– Вот где корни непомерного твоего самомнения!
– Я не знаю. Не мучьте больше. Спрашивайте так, чтоб можно было ответить.
– А ты – хитрая. Прикидываешься сломленной, – Бренда срывается на крик. – Откуда мне знать, о чем спрашивать? Говори, тварь! Говори! Говори!!
О дальнейшем в памяти остались отдельные отрывки. Тело не повинуется тебе, содрогаясь под ударами тока. Бренда продолжает срывать с тебя одежду.
«Говори…» – эхом отдается в мозгу.
Отвечаешь ли ей? Временами сознание проясняется – Бренда не позволяет окончательно уйти в забытье… Вкус металла во рту. Лежишь ничком на полу, пальцы Бренды на твоем горле ловят неровные удары пульса.
– Пить дайте…
Бренда легко поднимает тебя, укладывает на жесткую постель. От электродов на теле остались белые пятна ожогов.
– Нельзя. Сутки терпи.
– Пить… – неужели она не отзовется на мольбу?
– Я сказала. Видела, что было с теми, кто лакал водичку после тока. Нельзя.
Пытаешься подняться. Бренда внезапно смягчается. Подносит кружку.
– Не глотай. Просто подержи во рту.
Наслаждение… Ощущаешь на языке холодную, постепенно теплеющую влагу, и с сожалением выплевываешь.
– Ты сильный человек, вижу. Но управу на тебя найду.
«А если б я доверилась Пини? С самого начала». Скольких несчастий можно было избежать! Допусти только, что Пини способна понять, представить невообразимое. А она умна, необычайно развита для этого невежественного века. Поздно. Ты сама оттолкнула ее, уверенная в непогрешимости заученных методов воздействия. Эффект разительный и совершенно обратный. Теперь погибаешь напрасно.
Что из того, что Бренда лишь пугает тебя, стараясь сломить волю, но не причинить серьезного вреда физическому здоровью. Раны – пустяковые и скоро заживут. А психика поломается. Уже ждешь с нетерпеньем визитов палача, как раньше тосковала по Пини. Увидеть живое человеческое лицо. Говорить. Семнадцать дней. Или восемнадцатьь? Соратники списали тебя со счетов – вещь вполне очевидная. Пора самой позаботиться о себе.
А сны последнее время приходят цветные, радостные и яркие. Часто в них ты вместе с Пини. И там она по-прежнему преданно любит тебя. Там ты знаешь, что все обиды, горечь, ненависть, что были между вами – всего лишь странное недоразумение, благополучно разрешившееся. Проснувшись, лежишь, храня какое-то время частичку этого счастья.
Раздавшиеся шаги срывают тебя с места, ты торопливо приводишь себя в порядок. Всё, можно встречать гостей. Идут двое. Фигур еще не разобрать во тьме, а сердце уже сжимается.
Спутник Бренды молод, почти мальчик. Голый торс. Тело страшно исхудало, можно ребра считать. И он не идет добровольно, руки его стянуты впереди ремнем.
«Крис!? Мальчишка мой! Зачем же я тебя спасала? Для этого? Я должна остановить ее, должна…»
Ваши глаза встречаются, и на губах Криса появляется слабая улыбка. «Не бойся. Ведь я – не боюсь». Сколько времени он провел в подземелье у подножия утеса, что же ему пришлось здесь вынести?
Ты тянешь руки сквозь решетку.
– Бренда, – хрипишь, – Бренда…
А она ставит Криса на колени. Взмах тяжелого широкого лезвия. Ты смотришь, не веря в происходящее. Не передать страшный звук, с которым меч Бренды перерубает тонкую шею мальчика. Голова Криса падает к его ногам. Труп держится несколько секунд в той же позе, кровь хлещет из перерезанных артерий. Ударом ноги Бренда опрокидывает мертвое тело в масляно блестящую темную лужу. Наклоняется.
– Он тебя любил. Мечтал поцеловать. Ты ведь не откажешь ему теперь?
Окровавленные руки Бренды держат отрубленную голову Криса. В мертвых глазах отражается свет из твоей камеры. И ты.
«Прощай. Я тоже тебя люблю, Крис. Если мне удастся выйти отсюда живой – нет таких мучений, которых не испытает Бренда. Клянусь».
– Завтра на этом месте будет Сави. Вздумала жалеть тебя. И язык распускать стала.
Ты опускаешься на колени.
– Ну что вы хотите от меня, Бренда? Исповеди? Сдать кого-то? Оклеветать? Я сделаю всё, только не трогайте тех, кого люблю. Или дайте мне умереть раньше них.
Бренда входит к тебе, а ты и не думаешь воспользоваться моментом, которого так долго ждала. Садишься с ней рядом, и тебя словно прорывает. В памяти встает все недавно и давно пережитое, ты не упускаешь ни одной подробности, ни одного, даже случайного, впечатления. Планы Арни, дерзкие и вряд ли исполнимые замыслы Великого Магистра, встречи с осторожными старцами из Совета Ганы…
Шершавая ладонь Бренды лежит на твоем затылке.
– Умничка. Теперь ты мне нравишься. А скажи-ка, что за человек – Магистр Норденка? Как он выглядит?
– Неужели не знаете? – радуешься случаю поразить Бренду. – Это ведь…
И называешь тайное имя. Бренда смеется.
– Знаю. Он, я и ты – нас на Острове всего трое, кто знает. Отдыхай пока. Хорошо потрудилась – уже дважды предатель. Пока прибираюсь, можешь и сама распорядиться. Нацарапай на стенке что-нибудь жалостливое и удавись.
|
|